Страница 119 из 139
— Понимаешь, — улыбаюсь я искренне. — Трудно показывать себя с лучшей стороны, если у тебя одна сторона лучше другой.
— Я люблю тебя, Эс, — смотрит он прямо на меня, садясь на край постели. — Я чертовски сильно люблю тебя. И мне жаль, что ты не любишь меня в ответ.
Он все еще голый. И все еще соблазнительный. Но мы наконец-то говорим. Говорим о чувствах, которые всю жизнь прятали от всех остальных. И, наверное, это было впервые, когда я могла убежать от разговора, воспользовавшись телом, но не стала.
— Ты спрашивал по поводу поцелуя, — сажусь я рядом с ним, и Майкл определенно удивлен этому. — Когда помада стоит семьсот долларов, ты не можешь позволить себе целовать мудаков. А ты докажи мне, что ты стоишь цены этой помады. И нет, я не знаю, как ты с этим справишься, но Майкл Вудс точно что-то придумает. Например, пиши мне, когда я заканчиваю, и забирай. Даже если я заканчиваю с покупкой овощей или книг. Мне нравятся неожиданные приезды, и когда ты удивляешь меня. Но не надо цветов ценой в целое состояние. Этого я не оценю. И я думаю, ты сам не знаешь, что спрашиваешь. Во мне куча недостатков, в отличии от брильянта, который, я уверена, ты уже купил.
— Я видел их всех, — берет он меня за руку, и улыбается. — И я люблю их. В день, когда ты ушла, я выпил семнадцать рюмок водки, пытаясь забыть твое имя. Но единственное имя, которое я забыл — мое. Трезвый или пьяный — ты единственная, о ком я думаю. Счастье не приходит дважды, Эс.
— Знаешь, — поднимаюсь я с кровати. — Думаю, тебе нужно одеться. И еще мы сделаем вид, что сейчас будем идти гулять с Эстель. Думаю, ты можешь пойти с нами.
— Ты правда делаешь это? — смотрит он с подозрением. — То есть ты не думаешь, что я мудак?
— Если я расскажу тебе, о чем думаю, сначала ты перестанешь со мной разговаривать и здороваться, лишишь родительских прав, а потом сожжешь на костре.
Майкл начинает смеяться, и прижимает меня к себе, целуя в щеку и лоб. Я отворачиваюсь, но совру, если скажу, что не люблю, когда это происходит. По-моему, это высшая степень любви, привязанности и уважения.
Я выхожу из спальни и направляюсь в ванную, быстренько принимая душ. Мои волосы все еще влажные, но это не играет никакой роли. У меня настолько хорошее настроение, что я почти готова взорваться дурацкими конфетти и сердечками. Так же я надеваю белые джинсы и черный топик. Подкрашиваю губы, и впервые в жизни понимаю, что мне не нужна косметика. Лучший макияж — это блеск в глазах и улыбка. Возможно, поэтому я всегда столько красилась, поскольку эти самые нужные «кисточки для макияжа» в моей косметичке отсутствовали?
— Эс, — спрашивает Майкл, когда я выхожу из ванной. — Почему у тебя на столе всегда два бокала, когда ты живешь одна?
— Ну ты же знаешь, — сажусь я на диван с желанием засмеяться. — У меня две руки и алкогольная зависимость.
— Очень смешно, — он улыбается, и меня это радует. — Идем?
— Да. Я просто жду, когда ты поможешь надеть мне сапоги. В конце концов, что может быть лучше, чем смотреть на мужчину, который обувает любимую женщину?
— Ничего, — берет он мои ботфорты, не сводя взгляд. — Кроме женщины, завязывающей галстук любимому мужчине.
Майкл также помогает надеть мне пальто, и когда он надел верхнюю одежду сам, мы выходим из дома. Да, сейчас в самом Нью-Йорке жизнь кипела, и, возможно, изобилие людей было бы просто невыносимым, но тут — нет. Этим я люблю пригороды. Недалеко от самого города, но далеко от шума. Я проверяю камеру, которая передает изображение в 360 градусов из комнаты нашего ребенка, и, убедившись, что все хорошо, прячу ее в карман.
— И правда. Неужели я мог подумать, что ты хоть на мгновение оставишь ее без присмотра?
— Это риторический вопрос? — хмурюсь я.
— Да, — Майкл берет меня за руку, и я на секунду замираю. Но затем, убеждаю себя, что ничего плохого не произойдет, и сжимаю его в ответ. — У тебя есть предпочтения?
— Да, — отвечаю я, снова смотря на картинку в телефоне, где Эстель спит. — Я хочу пиццу. Съесть целую пиццу одна, а ты будешь мне подавать салфетки, чтобы я вытирала остатки кетчупа на подбородке. Возможно, со временем, двоих подбородков.
— Это рабство, Эс, — улыбается он.
— Неа, это семейная жизнь, к которой ты стремишься. Помнишь, как в детстве, оставаясь в гостях на ночь, на второй день чувствуешь себя чужим и хочешь обратно к мамочке? Так вот, с женитьбой та же херня, я уверена. За две мили где-то есть неплохая пиццерия.
— Они работают круглосуточно?
— Это единственное, что тут открыто, — смеюсь я. — Так что — да. Почему ты ушел из дома? — меняю я тему разговора.
Он какое-то время смотрит на меня, а затем опускает глаза вниз, не в состоянии встретиться со мной взглядом, что слегка раздражает.
— Ладно, — настаиваю я на своем. — Если ты расскажешь мне, я разрешу пригласить тебе себя на свидание. Настоящее свидание.
— Мне всегда снилось, что однажды я увезу тебя в Париж, — улыбается он немного. — Я не поругался с мамой, а разбил ей сердце. Нас было трое. Трое братьев Вудс. Каждый мечтал о великом будущем, а мама с отцом работали. Зак был самым младшим. Мне было семнадцать, а ему — одиннадцать. Я сел в машину, собираясь гулять или еще куда-то. Он сказал, что расскажет все матери, или я должен взять его с собой. Мы слушали музыку и в шутку дрались, и в какой-то момент машина заглохла, и мы остановились в самом центре автострады. Я не заметил, как машина стукнула нас сзади, и... — я жалела уже о том, что спросила. Это был прекрасный вечер, а я испортила его, вызывая ужасные воспоминания. — И еще одна машина врезалась в сторону Зака, и его не стало. Его не стало. Я убил брата. Убил мать и семью. Вот поэтому, Эс, — взглянул он на меня снова. — Я не хотел семьи больше. Не хотел тебя. Но когда узнал, что у меня будет ребенок, это словно был шанс все изменить. Все исправить и сделать правильно. Но мне пришлось подвергать опасности вас, чтобы спасти. Пусть ты мне и не веришь.