Страница 9 из 75
Жесткое приземление из мечтаний ей обеспечила бывшая начальница, та самая завпроизводством, которая гоняла её в ателье, как сидорову козу. Они встретились однажды, когда счастливая, немножко оторванная от реальности молодая мать выгуливала дочь в колясочке.
Колясочка была трофейная, как говорила Женя, веселясь по поводу её приобретения. Эту громоздкую конструкцию пришлось тащить на такси из невероятной дали. Состояние «сложенная» по габаритам не сильно-то отличалось от размеров разложенного монстра, и с трудом поместилось в багажник. Столь необходимый элемент грудного детства был вполне ничего, тащить обратно или, упаси Боже, к себе домой, не хотелось, и потому пришлось искать убедительные аргументы для подружки. «А чего, Ларка? Бери! Хорошая коляска, не выгоревшая, одного только малыша откатали, целая, подошьешь тут и тут, и вообще как новая будет!» Но самым главным, однако, не озвученным аргументом осталась цена, вернее её отсутствие – коляску, ставшую ненужной, отдавали бесплатно. Женька вцепилась в неё, не зная, одобрит ли Лариса приобретение, но это была единственная возможность обзавестись средством для уличных прогулок без ущерба куцым финансам. Может, её дизайнерскому взгляду цвет покажется не гармонирующим с цветом детского пледа или колеса не слишком изящными? Но парящая в облаках мечты подруга махнула рукой, эта или другая – какая разница?
И вот трофейная коляска, маленькая Настя внутри, а счастливая Лариса, рядом, вся в мечтах. И пожилая женщина, и раньше не сильно благоволившая к молоденькой сотруднице, не скрывая насмешки, спросила:
- Как поживаешь, очередная любовь Петра Сергеевича? Как твой байстрюк? Растёт?
Ошалевшая от этих слов и вовсе потерявшая дар речи от последующего Лариса слушала, но не могла поверить. А со слов бывшей коллеги получалось, что Петенька – тот ещё аферист, не одну девчонку вот так обрюхатил, наслаждаясь юностью, не одной мозги запудрил, а потом свинтил подальше. И ей дуре-блондике ещё повезло, на деньги её не позарился.
- Не на что, видно, ты ж нищая.
Зачем «добрая» женщина посвятила девчонку во все эти подробности, зачем унизила и оскорбила, было не понятно. И почему не рассказала раньше, когда Петенька только-только стал выказывал Ларе знаки внимания? Почему не сказала, когда он являлся под конец рабочего дня, совершенно открыто и не скрывая своего интереса, забирал Ларису с работы, чтобы выгулять по набережной и угостить чем-то вкусненьким в кафешке на ближайшем повороте улицы? Почему не предупредила о его дурной репутации? Почему сама принимала его, как дорогого гостя, косвенно подтверждая слова и прозрачные намёки на его влиятельность и солидное положение? Как могла допустить, чтобы этот негодяй испортил жизнь молоденькой девчонке?
В тот день Женька нашла Лару сидящей на лавочке под подъездом, с потухшим взглядом, устремленным в пространство, и не реагирующей на крик заходящейся от голода Наськи.
У Женьки от одного взгляда на подругу сердце сбилось с ритма – она поняла, что случилась беда. Затащив полуживую Ларису и орущего младенца в коляске в дом, заставила покормить ребенка. И только потом стала расспрашивать о том, что произошло.
Лариса всё с тем же остановившимся взглядом стала пересказывать слова своей бывшей начальницы. Молодая, ещё вчера счастливая мать, выглядела страшно. Женька кусала губы, чтобы не сказать «Я же тебе говорила!» и не разрыдаться. Было страшно не только от самих слов, а больше от того, каким потухшим взглядом смотрела в пространство Лара.
- Лариска! Он скотина! Лариска, ты меня слышишь? – Она стала теребить ту за руку, за плечо. Подружка перевела взгляд на Женьку. – Мы прорвёмся, Лариса! Не переживай, не думай об этом уроде! Мы вытянем твою Настю, мир не без добрых людей, главное, чтобы все здоровы были, слышишь?
- Это всё из-за тебя! – Глаза Ларисы были сухими, голос тихим и глухим, а потом с каждым следующим словом стал набирать истеричной громкости и визгливости. – Всё из-за тебя! Уходи! Пошла отсюда!
И столько злобы, столько ярости было в этих словах, столько ненависти в глазах, что показалось – следующим движением Лариса ударит, и будет бить ещё и ещё, пока не убьёт. Такого ужаса Женя не испытывала никогда раньше. Никогда и никто так на неё не смотрел, так страшно и откровенно. Она неверяще покачала головой, но промолчала и ушла.
В душе у неё кипела буря. Может, нужно было как-то встряхнуть подругу, заставить выплакаться, но Лара обвинила её, будто это действительно она, Женя, в чём-то виновата. Было так чудовищно обидно, так больно, что хотелось на всё плюнуть и послать подальше Ларку вместе с её проблемами, а потом пореветь дня два, зарывшись в одеяло. Обида штормовой волной металась в душе, бушевала и билась, ревела и завывала так, что дома Женя своим видом испугала всякого повидавшую маму.
У Лары же развилась жуткая депрессия. Она лежала или сидела, глядя в пространство, ничего не в состоянии делать. И когда у неё через пару дней перегорело молоко, а дитя всё время орало, не выдержала уже бабушка и позвонила Женьке.
- Женя, деточка, помоги, – плакала старушка в трубку. – Что мне делать? Я её на улицу отправлю погулять с малышкой, а она сядет на первую же лавочку, и смотрит перед собой. Настюша кричит, а она как не слышит – закаменела вся, да и молока, видно, не стало. Я не справляюсь, помоги!
Женька пошла за советом к маме. Та, сама не очень опытная в этих вопросах, обзвонила коллег-медсестёр, кто хоть как-то с грудничками пересекался, и вооружила дочь пачкой профессиональных советов. Пришлось бывшей лучшей подруге искать по городу молочные смеси. А денег на них не хватало.