Страница 3 из 75
Когда муж ушёл, Женька, конечно, поревела. Ревела от усталости, а больше – от боли в животе, которая почему-то усилилась и уже крепко пекла и дергала, и от общей разбитости. Оплакивала свои и не свои потери. Первым делом то, как мало в общем-то успела – никакой карьеры, никаких особых достижений, только семья и трое детей. И даже тут – только трое, и… будут ли ещё? У прабабок было у одной шесть, а у другой, кажется, восемь. А у неё только трое. А ведь Женька уже приняла себя как многодетную мать. Уже приготовилась улыбаться в ответ на удивленные взгляды, слова и верчение указательным пальцем у виска. Уже была согласна, что реализовываться будет на поприще материнства, и только там. И не получилось…
О том ещё плакала, что дети останутся только втроем, и не будет у них больше никого родного. Ещё о своих младших сыновьях, которые не стали старшими. А ведь это, наверное, очень важно – уметь быть старшим братом…
Потом ревела от жалости к мужу, который расстался с такой трогательной мечтой. Девочку хотел… Что бы на неё, на Женю, похожа была… И так это её пробирало, что прямо душа скручивалась, и слёзы лились и лились. А ведь он не говорил раньше, почему так хочет ещё ребенка. Да ещё и девочку. Обычно мужчинам сыновей подавай. Нет, муж любил и Катьку, и близнецов. Любил так, что Женя даже удивлялась – не умещалось у неё в голове, как мужчина (не женщина!) может так любить своих детей. Но зачем-то ему нужна была ещё и маленькая девочка. Зачем? Для чего? Маленькая девочка, похожая на неё. Какая бы она была? Какой она уже не будет? Слёзы приобрели четкий привкус истерики. Стоп-стоп-стоп. Это нужно прекратить.
«Нужно просто отбросить эмоции и перестать упиваться жалостью к себе!» - Женька мысленно надавала себе оплеух. Она предчувствовала эту утрату, потому и расстроилась не так сильно, как могла бы, и не так сильно, как Володя. И внематочная не стала такой уж большой неожиданностью. Скорее воплощением дурных предчувствий, какой-то обреченностью. И элемент горечи из-за внезапности отсутствовал. Ну и объективно глядя на ситуацию, можно сказать – не всё ещё потеряно. Хватит, всё, хватит уже сопли размазывать!
Очень вовремя пришла медсестра поставить капельницу – боль становилась невыносимой.
- Не переживайте, в капельнице и обезболивающее есть. – С ободряющей улыбкой ответила медсестра, подключая систему к катетеру, а потом стала поправлять частоту капель и рассказывать:
- Эта капельница большая, смотрите, сколько всего, - она повела подбородком в строну тумбочки, на которой плотной кучкой стояли несколько флаконов. – Но завтра, если вы будете чувствовать лучше, будет уже меньше. Так что поправляйтесь, - и лучезарно улыбнулась. – Просите соседку, чтобы меня звала, если что. Хорошо?
- Хорошо. – Измученной болью Женьке ничего не хотелось, только бы забыться. И стоило девушке в униформе покинуть палату, как теплый и уютный сон стал подкрадываться почти ощутимо, отгоняя боль и расслабляя тело.
В следующий раз Женя проснулась уже утром, когда тихо зашла медсестра поставить градусники и что-то ввести ей в катетер из нескольких шприцев, и сон, теплый, уютный, лениво откатился, как густая кисельная волна, с теми же самыми словами Зелёной Феи: «Нужно найти себя!»
Пока медсестра делала свою работу, медленно, неохотно в голове ворочалось: «Найти себя… Кто я? Почему не могу себя найти? Мне уже тридцать три, а чего в жизни я достигла? Для чего живу?». Апатия тяжелой липкой массой придавливала так и не проснувшееся бодрое настроение. Отрывками вспоминался разговор с Зеленой Феей.
- Нет, я не сразу нашла себя. Даже не сразу поверила в свои способности. – Смех Феи был звонким, переливчатым и каким-то девчачьим. – Мне было за сорок, когда я приняла свою странность.
- Какая же это странность? Это просто талант! – Собственный голос казался Женьке молодым, полным восхищения и радости. Фея улыбнулась многозначительной улыбкой умудрённого жизнью человека, который смотрит на щенячью восторженность более молодого, и понимает всё-всё, вспоминает себя много лет назад и немного ностальгирует.
- Это трудно – понять себя, Евгения. – Терпеливо втолковывала она. – Но когда поймешь, бывает очень трудно принять себя такой, какой ты себя поняла. И я долго видела и не верила. Я же инженер по профессии, всю жизнь расчеты, расчеты, формулы, проверка правильности… Прикидки по физическому смыслу да и просто по здравому тоже. Как я могу поверить, в то, что вижу? Ведь так не бывает, это нонсенс! Вот и не верила. – Задумчивый взгляд расфокусирован, руки в замке. Женьке не терпится услышать хоть самый краешек этой волшебной истории и она теребит Фею за рукав.
«Ведь так не бывает…» А как у неё, Женьки? Даже этого не понять. Что в ней такого особенного, что может стать точкой отсчета, что бы понять себя, чтобы найти? Рисовала в детстве, лепила. Оно? Как-то не верится. Карьера? Какая? Неудавшаяся школьная или неудавшаяся бухгалтерская?
- Я даже не очень их любила, и дома держала немного совсем, не так, как у некоторых бывает – зайдёшь в квартиру, а там джунгли или цветущий сад. Не было такого. Больше каким-нибудь гибнущим помочь, ну как любому страдающему существу. Кто-то на работу принесёт хилое или разросшееся. Я посмотрю на него, посмотрю, да и попробую спасти. Ругаюсь на своих девок, это же тварь живая, хоть и неразумная, говорю, что ж вы её сюда помирать притаскиваете? Выбросить духу не хватает, так вы мне поучает?! Сама пересажу, полечу, если сумею, подкормлю. А где все эти горшки и плошки взять, чтобы рассаживать? Не хотелось свои деньги тратить на посуду. Красивая-то стоит ого-го сколько! Вот я и нашла выход.