Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 112

 

Марусина мама работала поваром шестого разряда. Обезжиренный творог, которым дочь рассчитывала поужинать вечером, шёл в начинку аппетитных блинчиков, обжаренных на сливочном масле в обсыпке из манной крупы, щедро сдобренных жирной сметаной.

«Ты никогда не похудеешь. Ты всегда будешь такой!  Поэтому ешь нормальную еду!»— говорила Валентина Петровна своей дочери и готовила целую кастрюлю вкуснейшего плова. И его следовало съесть за три дня, потому что хорошие продукты выбрасывать грех.

 В маленькой двушке со смежными комнатами Марусе не удавалось спрятаться от свежевыпеченных булок с киселём, драников с домашней колбаской и калорийной мочанки с блинами и шкварками. Жизнь девушки Маруси выглядела однообразной и скучной, если не считать еды.

Она давно привыкла к маминым, перешитым под неё лифчикам, сиреневым панталонам, благодаря которым летом не стирались ноги в паху, огромным ночным сорочкам, пошитым без всяких выкроек.  А на работу она ходила в мужской рубашке и сарафане, придуманном ею из уродливого платья, купленного в ЦУМе. Выпорола воротник, отрезала рукава — с белой рубахой смотрелось сносно.

Маша росла не очень покладистым ребёнком. Часто стояла в углу на гречке, была бита дубцом, ремнём, веником. Прощенья она  никогда не просила, так как наказания считала несправедливыми.  Первая обида засела в пятилетнем возрасте.  У маленькой Маши целый день ушёл на то, чтобы украсить красивыми разноцветными точками белый кружевной платок. Примостилась на коленках за столом, слюнявила цветные карандаши и рисовала разноцветный салют — самый интересный момент, когда из маленького цветного огонька взрывался букет радости и можно громко кричать «ура!», а потом ждать новых разноцветных точек на небе.  Маша придумала дневной салют. Никто не оценил. Мать сказала, что испорчена хорошая вещь, и поставила художницу в угол. Принимая наказание, дочка не плакала от обиды, а привыкала к ней. Обрывала маленькими кусочками обои и гудела себе под нос песенку, которую часто пела бабушка:

— Тарара калёсікі, тарара,

Ой, павезлі Мар'юшку са двара…

Да, детство не казалось розовым или голубым.

Горькие школьные воспоминания: заблудилась среди многочисленных дверей в коридоре — описалась, не найдя туалет, школьные дразнилки, гад Пивоваров, который больно лупил портфелем; тяжёлые вечера после родительских собраний. Всегда и везде она чувствовала себя смешной, нерасторопной, глупой, некрасивой. А если забывала об этом, то родители напоминали: слоновище, убоище, боўдзіла, чаропка, «головка, как фигочка, а глазки с булавочную головочку» —  тем не менее «головочку» идеально причёсывали, волосы заплетали в две косицы так туго, что глаза становились узкими, как у любительниц кумыса. И никакого намёка на природную кудрявость.

Иногда Маше очень хотелось, чтобы её хоть раз назвали как-то ласково, не обидно, обняли, погладили по голове. Но даже при прощании, когда мать уезжала в санаторий или в деревню, не ожидалось ни трогательных прощаний, ни встреч с объятиями.

Это Валентина Петровна заставила дочку учиться на бухгалтера — потому что бухгалтеры — приличные люди, и работа у них есть всегда.

 

Маруся нашла синие тренировочные штаны с красными лампасами, отложила пару рубашек. Она и бельё положила в пластиковый пакет, и черные шлёпанцы, которые отец стачал себе сам.  Уже два года прошло, как их хозяин утонул на рыбалке. В семье эту мутную историю вспоминать не любили. Экспертиза показала в крови много алкоголя, а в свидетели пошли не только собутыльники, но и какие-то разгульные бабы. Мать, узнав о похождениях отца, даже поминки не стала делать.

 Так они и остались в двухкомнатной хрущёвке, две родные и очень далёкие друг от друга женщины — мать, привыкшая повелевать, и вышедшая из повиновения дочь. Мать хотела дочери счастья, но как-то очень жестко: «Иди-ка ты замуж!». Дочь так и хотела бы сделать, но даже раньше, когда совсем юная, еще стройная Маша старалась понравиться, в эти лучшие времена никаких знакомств не заводилось — в кино никто не приглашал, а на танцах она всегда стояла у стенки или танцевала с Нюськой. На что же сейчас надеяться, когда и лет прибавилось, и килограммов?

 

 Нюську, с кривыми ногами, понятно почему не выбирали, но у Маруси и ноги были прямыми, и волосы кудрявые от природы, и формы впечатляющие, гармоничные, но никто это богатство не оценил.

 Иногда она с Нюськой ходила в кино посмотреть на чужую любовь, после просмотра фильма барышни посылали друг другу нежные письма от воображаемых кавалеров, которых так не хватало в реальной жизни.

Потом подруга поехала на буровую поварихой, а вернулась домой мужней женой.

— Вот где надо женихов искать! — делала бешеные глаза замужняя Нюська, – как на подбор: работящие, все на виду, их много, а ты — одна. Они от тебя зависят, потому что не накормишь вкусно и хорошо, — плана не будет. Там одно развлечение — пожрать. 

— Господи, да я ж не смогу готовить на такую ораву!

— Какая орава? Всего-то человек пятнадцать-двадцать.  Только возьми с собой приправки, там с этим туго. От мамаши своей пару рецептов запиши.  Она ж у тебя профи. Книжку по кулинарии проштудируй, и — вперёд. С выбором не спеши. Они все тебе объясняться в любви будут.  А ты выбери того, у кого это серьёзно, а не гормоны в голову ударили.