Скарабей

Бессмертие.Часть 2

— Значит ты так и собираешься просидеть здесь всю ночь? — голос Дейзи вывел Уилла из того оцепенения в котором он пребывал уже около часа, укрывшись под брезентовыми сводами своей палатки.

На столе перед ученым аккуратным рядом расположились древние свитки папируса, найденные во вскрытой сегодня усыпальнице. Дейзи потрясенно уставилась на стол — драгоценный ларец, покрытый золотыми пластинами с изображением суда Осириса, был запечатан смолой, когда его извлекли из гробницы вместе с другими артефактами.

— Черт тебя дери, Уилл! Ты что же решил вот так по-воровски вскрыть самую ценную находку? Даже мне такое не пришло бы в голову! Ты в своем уме? Если завтра ребята из правительства узнают об этом, нам не разрешат здесь больше и камня тронуть!- выпалила она, не дождавшись ответа от своего давнего друга и коллеги с которым уже много лет не боялась пускаться в самые авантюрные экспедиции.

— Да, я в курсе… Но.понимаешь, мне нужно было их увидеть.

— И почему же, позволь спросить?! — потрясение Дейзи постепенно переходило в гневную язвительность,- Не мог подождать до утра?!!!

— Я не знаю, как объяснить…я не могу… Сегодня, там в усыпальнице со мной произошло что-то… очень странное, мне нужно разобраться. со всем этим... — Лэм устало потер переносицу и сделал глоток из пластикового стаканчика. Только сейчас Дейзи заметила около стола початую бутылку бренди.

— О нет, Уилл! Ты просто пьян. И что за привычка пить в одиночестве! Это день нашего триумфа, мы ждали этого столько лет, все празднуют, а ты вот так просто бросаешь команду, чтобы залечь в любимой берлоге!

— Прости, Дейзи… Но мне правда надо побыть одному.

— Ладно, оставлю тебя в покое, если пообещаешь хотя бы сегодня как следует выспаться. Завтра будет сущий ад: пресса, чиновники из министерства. И еще…когда налюбуешься, археологический маньяк, — добавила Дейзи направляясь к выходу, — убери подальше эти папирусы. Не нужно чтобы их кто-то здесь видел.

— Слушаюсь и повинуюсь, да прибудет с тобой сила Амона и мудрость Тота. Уилл картинно склонил голову. Дейзи закатила глаза, издав громки хмык, и выскользнула из палатки.

Уильям снова как завороженный разглядывал таинственные послания, хранившиеся под каменными сводами и тоннами песка тысячи веков. Его жилистые пальцы бережно касались плотно скрученных желтых свитков. Потребуется кропотливая работа, чтобы, не повредив, узнать их содержимое.

Как объяснить Дэйзи и самому себе тот факт, что он видел, он знал, что они ждут его здесь, в этом искусно инкрустированном творении неизвестного мастера, в усыпальнице загадочной правительницы Великого Царства. Задолго до начала подготовки будущей экспедиции, в беспокойных, коротких полуснах полудремах в окружении монографий, карт, артефактов он неоднократно повторял одно и то же дейстиве — открывал этот самый ларец, извлекая на свет заветные письмена…

Папирус сохранился идеально, но было преступлением вот так, варварски без специального лабораторного оборудования извлекать драгоценные рукописи. И о чем он действительно думал! Где его обычная рассудительность?

Наверно она испарилась в тот миг, когда его взгляд остановился на высеченной в усыпальнице надписи, когда он вдруг отчетливо понял, что знает ее смысл, когда почувствовал около своей груди касание хрупких плеч, приникших словно в поиске опоры. Ему хотелось, чтобы это мгновение длилось, чтобы дышать вот так в унисон с этой странной, нежданно-негаданно ворвавшейся в его жизнь амбициозной девочкой. Чтобы чувствовать ее рядом, вдыхать аромат ее волос: что-то нежное, трогательно-цветочное, совсем не вяжущееся с ее напористой и волевой натурой…

Уильям закрыл глаза, пытаясь понять, почему он сейчас не там снаружи, среди десятков возбужденных голосов, смеха, оживленной беседы коллег, волонтеров, рабочих, празднующих свою причастность к великому открытию. Почему не рядом с ней?

На какое-то время ему показалось, что он задремал, и не мудрено — позднее время и выпивка сделали свое дело! Интересно, что она ответит, если он решится пригласить ее на свидание, только вдвоем улизнуть и съездить в город… Бред, бред, он никогда этого не сделает. Сколько ей? Дэйзи как-то показывала ее анкету. Немногим больше 20! Возраст его студенток… «Добро пожаловать, Уилл Лэм в ряды стареющих ловеласов!» — сказал он самому себе с сарказмом и тут же услышал за едва прикрытым пологом палатки знакомый голос.

— Можно? Профессор Лэм, Вы не спите?

— Александра? Нет.не сплю.Но почему ты.- он обернулся, встретившись с парой знакомых любопытно поблескивающих в приглушенном свете походного фонаря, глаз.

— Там все почти разошлись, и я подумала… Как Вы себя чувствуете?

— Спасибо. Со мной все в порядке. Почему ты спрашиваешь? — ответил он, поднимаясь из своего любимого раскладного кресла.

— Просто Вы так незаметно ушли и больше не появились на нашей маленькой вечеринке. Ведь это Ваш праздник, Ваша победа. Разве не так?

— Ну, если теоретически. Вот только без Дейзи, без всей нашей команды, без тебя…- он невольно сделал паузу, во рту предательски пересохло — ничего бы не вышло из этой сумасшедшей затеи.

Она глядела прямо, не отводя своих прекрасных широко распахнутых глаз от его лица. Их возбужденный блеск и разрумянившееся лицо выдавали позднюю гостью с головой. Шампанского для всей команды сегодня привезли достаточно, чтобы как следует отпраздновать успех экспедиции.

— Нет, я уверена, что это было именно Ваше предназначение. Что-то вроде священной миссии, которую человеку нужно выполнить на Земле. Знаю — Вы закоренелый скептик, — немного рассеянно улыбнулась она — Но мне всегда казалось, что в жизни существует много такого, что не объяснить языком науки. Я всегда восхищалась вашей работой! А сегодня был особенный день…и.спасибо Вам, что позволили мне быть рядом.

— Не стоит благодарности, ты прекрасный помощник и по праву это заслужила, Александра, — мягко улыбнулся он, неожиданно смутившись от такого восторженного признания.

Казалось, что расстояние между ними сокращается само собой.

— А можно спросить еще кое о чем?

— Спрашивай.

— Вы ведь знали о том, что было написано под знаком Священного Скарабея?

— Это очень красивые слова…- после небольшой паузы ответил он, вновь переживая ту гамму чувств, что он уже испытал , когда они вместе осматривали погребальную камеру.

— Когда цветешь ты, цвету и я…- вдруг начала она, подойдя совсем близко к нему, уже чувствуя его неровное дыхание под хлопковой рубашкой. Ее каштановая макушка едва доставала до его ключиц.

— Цвету, подобно живому растению… — невольно продолжил он, не в силах оторвать от нее взгляда. Румянец играл на ее нежных щеках, в опаловых радужках плясали загадочные колдовские искры.

— И в смерти и в бессмертии…- сказала она, прикасаясь к его груди, приподнявшись на носках, обратив к нему пылающее лицо, словно ища ответа, удивляя его подобной смелостью, но уже не решаясь отступать.

— Я верный слуга твой…- его голос невольно дрогнул, скатываясь в хрипоту, внутри словно лопнула невидимая струна, отпуская на волю что-то древнее, вечное, горячее как расплавленный свинец, неподвластное земным законам. И их губы встретились.Вот так просто, вопреки доводам разума, которые еще минуту назад Уилл прокручивал в своей голове, будто он всегда жил лишь для того чтобы однажды прикоснуться к ней, словно паломник нашедший Землю Обетованную.

Голоса в лагере вокруг них постепенно смолкали, гасли последние мерцающие огоньки, Долина царей погружалась в свой величественный покой. И вдруг все вокруг стало не важным, растворилось, растаяло, оставив место для глубокого чувства, наполнившего их ликованием обретения, узнавания, возвращения. Она отвечала на каждую его ласку и поцелуй, приводя его на грань немыслимого восторга. Он слышал теперь лишь ее сбившееся дыхание, несвязный жаркий шепот, коротенькие приглушенные полувсхлипы полустоны и внезапно понял, что все для нее в первый раз. Ее смелость была напускной, обманчивой. Он остановился, оглушенный этим неожиданным открытием, посмотрев на нее строго и вопросительно, но в глазах ее было лишь обжигающее пламя, которое не оставило пути к отступлению. Где-то среди этого сладкого безумия, Уилл еще слышал слабый голос своего рассудка, призывавший его остановиться, но сегодня он был уже не властен над его телом и душой, будто запертый неведомыми силами. Он подхватил ее, почти невесомую для его крепких натруженных на раскопе рук, и отнес к своей скромной походной кровати…