Страница 38 из 47
Фрагмент 18. глава восемнадцатая
Пока на границе царил жуткий переполох, катер беглецов неуклонно приближался к государственной границе Советского Союза. Два пограничных корабля катастрофически не успевали его перехватить. Катер 2105 проекта Тарантул, что вышел из Таллина не успевал однозначно, несмотря на свою максимальную скорость в 35 узлов.
Зато второй еще имел небольшие шансы догнать нарушителей границы. Те уходили в сторону финского берега со скоростью 26 узлов в час, и катер 1400 Гриф на максимальной скорости в 29 узлов понемногу сокращал отрыв. Его командир, старлей Владимир Михеев нервно курил в рубке, борясь с желанием отодвинуть в сторону вахтенного матроса и самому встать за штурвал. Мичман, склонившийся над экраном РЛС Лоция, пока молчал, что означало, что до цели все еще больше шестнадцати миль.
Но вдруг он выпрямился и ликующим голосом выкрикнул.
— Есть засветка!
Действительно, на экране, на краю кружка ограниченного светящейся чертой появилась крохотная движущаяся точка.
К сожалению, а может к счастью, Петерс об этом не знал. За своей внешней невозмутимостью, с того момента, как понял, что планы побега раскрыты КГБ, он все время ожидал, что откуда-то со стороны появится свет поискового прожектора и из мегафона донесется приказ заглушить моторы и лечь в дрейф.
Но пока все было спокойно, и понемногу в душе нарастала уверенность, что все закончится благополучно. Он кинул короткий взгляд на девушку, сидевшую рядом. Несмотря на рыбацкую робу, она явно продрогла и сейчас сидела с несчастным видом рядом с ним, прижимая к груди кожаную сумку.
— Не бойся, все будет хорошо, — сказал он ей, желая приободрить. — Ещё чуть-чуть и мы будем в безопасности. Та кивнула в знак согласия и еще крепче прижала к груди свою сумку.
Если бы Люде сейчас кто-то сказал, что прошло всего полчаса, как они отошли от эстонского берега, она не поверила.
Ей, спрятавшейся за ветровым стеклом от пронизывающего ветра, казалось, что они плывут по черным волнам невообразимо долгое время.
Неожиданно далеко впереди появился столб света, устремленный прямо в небо.
Петерс радостно хмыкнул и прибавил скорость. Люде даже пришлось закрыть лицо ладонями, потому, что соленые брызги начали стрелять в него, как ледяными иголками.
Когда впереди появились два силуэта катеров, очерченные ходовыми огнями, сзади тоже появился луч прожектора.
Петерс понял, что появились преследователи только, когда на финских катерах зазвучали в мегафон громкие команды и подрабатывающие на тихом ходу дизеля заработали на полную мощность.
Финны же во всеоружии готовились к встрече с горячими русскими парнями.
Старший лейтенант Михеев разочарованно вздохнул и окончательно понял, что он в пролёте, как только мичман доложил, что по данным РЛС впереди по курсу их встречают финские катера, дрейфующие в своих водах.
Тем не менее, он продолжил погоню, поливая матерными ругательствами беглецов и начальство, прохлопавшее эвакуацию иностранных шпионов, а кого еще могли прикрывать в своих водах финны, как не шпионов?
— Ржавый якорь с винтом всем вам в жопы, суки! — в ярости закончил он свой спич и громко приказал:
— Стоп, машины, — когда до финских вод оставалось всего лишь полкабельтова.
Немногочисленная команда выскочила на палубу и с бессильной злобой наблюдала, как небольшой катер проскочил освещаемый промежуток между встречающими его судами и снова скрылся в ночной тьме.
Финские пограничники тоже не задержались, синхронно отработав машинами поворот, они направились вслед за катером беглецов.
Минут двадцать они сопровождали своих подшефных, а затем отвернули в сторону, направляясь на свою базу, убедившись, что горячие русские парни оказались благоразумны и не стали создавать себе проблемы, вовремя остановившись, и не устраивая пограничный инцидент. Финнов ждал берег и отдых, в отличие от советских пограничников, бдящих день и ночь, им не надо было ловить своих граждан, желающих покинуть страну, да и перебежчиков тоже. Те сами приходили и сдавались властям сразу после перехода границы. Зато советских пограничников по приходу в порт ожидала здоровенная порция писюлей.
Приближаясь к финскому берегу, Петерс явно повеселел, снова скинул газ и замурлыкал какую-то песенку себе под нос.
К этому времени над горизонтом появилась Луна и осветила приближающиеся шхёры. Петерс убавил газ, и катер быстро пошел вперед, но уже без глиссады.
Эстонец явно знал, куда должен идти, потому, что иногда задумчиво кряхтел, выбирая в какую протоку между островами направить катер.
Путь в шхёрах, пожалуй, занял не меньше времени, чем переправа через Финский залив, но здесь среди островков и множества огней, дружелюбно моргающих с берега, настроение у Люды стремительно поднималось.
Когда на востоке заалел восход, катер пришвартовался у неприметного пирса.
С него в катер скинули трап, и Люда неуклюже хватаясь за деревянные ступеньки, первой полезла по нему наверх в неизвестность.
Она еще стояла на очередной ступеньке трапа, когда её мокрую холодную руку встретила чья- то горячая ладонь. Подняв глаза, она увидела улыбающегося мужа. Тот легко выдернул её наверх на пирс, как будто она не весила пятьдесят восемь килограмм, и крепко обнял.
Люда попыталась обнять его в ответ. Но её руки внезапно ослабели, она побледнела и сказав — Мне так плохо, сильно кружится голова, — потеряла сознание.
После того, как я передал письмо Нюлунду, прошло несколько дней. Все эти дни я жил ожиданием и кидался к телефону на каждый звонок. В голову лезли всякие нехорошие мысли.
А вдруг, Нюлунд не сможет отправить письмо. Вдруг Люда не захочет ехать неведомо зачем в Эстонию. Короче, в моем уравнении было столько неизвестных величин, что оставалось только надеяться на чудо. И оно произошло. Я только вернулся с работы и собирался перекусить перед сном, как раздался телефонный звонок. Не спишь еще, — раздался в трубке знакомый голос Адольфа Петерса.
— Не, сплю.
И это хорошо, твоя жена уже в Эстонии, на завтра планируется операция. До скорого. Понял, спасибо, и тебе спокойной ночи, — ответил я и положил трубку.
Адрес предместья Хельсинки, куда мне надо было приехать, уже был давно вызубрен.
Утром я был уже в порту и с тревогой ожидал отхода первого парома, на который у меня был взят билет.
— Только бы в этом пароме ничего не отказало, молился я неизвестным богам, пока тот неторопливо отходил от причала, направляясь к финской столице.
Вечером, проехав Хельсинки, я свернул в сторону берега на неприметную дорогу. Проехав с километр, остановился у шлагбаума. Пожилой финн внимательно прочитал мой пропуск, после чего открыл проезд. Проехав еще километров шесть, я очутился на вытянутом в море каменистом мысу, на одной стороне которого стояли несколько деревянных строений, а на другой вдоль берега шел длинный причал. Оставив машину на стоянке, направился к ближайшему дому, в надежде, что мне растолкуют, чего собственно, делать дальше. Далеко я не прошел, когда из его дверей вышел Петерс и направился ко мне.
— Как добрался? — поинтересовался он с отсутствующим видом.
Было видно, что эта проблема его мало волнует, и он думает совершенно о другом.
И я прекрасно понимал о чём. Петерс нервничал перед встречей с отцом, которого оставил, будучи совсем мальчишкой, и теперь не на шутку волновался, ожидая его возвращения.
— Ты, голоден? — спросил он. — Наверняка ничего за день не ел?