Страница 89 из 107
Борис слушал всё это с окаменевшим лицом. И об одном молил Бога: чтобы Тот дал силы дослушать эту исповедь до конца.
– Тебя я убивать не дал. Приказал, чтобы на пару дней вырубили, чтоб ты под ногами не путался, да лишнего не увидел. А вот Пашку, пришлось кончать. Он должен был отвезти Зинку к новому хозяину. Да только, как узнал, так сразу в крик. Развел тут розовые сопли. Его водярой по самые‑самые, до безсознания накачали, а потом сбросили с моста в Уманское озеро.
Старик перевёл дух и скосил глаза на Бориса.
– Зинка тебе ничего такого не рассказывала? Было у меня подозрение, что знала она, куда её везут. Как‑то посмотрела она на меня перед тем, как сесть тогда в машину. До сих пор взгляд этот у меня перед глазами стоит…Наверное кто‑то из прислуги всё таки подслушал, когда Пашка на меня орал, да ей нашептал… Так не рассказывала?
Борис не ответил. Катал желваки на скулах, но стоял неподвижно. Только время от времени машинально вытирал о штаны потеющие руки.
– Мне нынче врать резона нет. Так что поверь: я не знал, что он её убьёт. Хотя, даже, если б и знал, то уже ничего поделать бы не смог. Я уже на Зинку никаких прав не имел. Но вот, что эта старая сука попытается меня ещё этим и подставить… Он же всё обставил так, чтобы следы ко мне привели. Знал бы ты, сколько бабла я тогда спустил, отмазываясь. И всё равно – по краешку пришлось пройти. За неделю поседел!
– Имя, – выдавил из себя Борис, силясь не заорать, не завыть, не начать рвать этого гада голыми руками. – Как звали того человека?
– Имя? – с усмешкой, похожей на гримасу боли спросил Догов. – А что тебе с него? Полгода спустя взорвали этого козла вместе с семьёй во Владикавказе. Клановые разборки. Двое нас осталось, кто про это дело всю правду знает. Ты да я. Даже Гарик не в курсе.
Борис не спеша обвёл взглядом комнату, подошёл к столику на колёсах, на котором в открытой металлической коробке лежал набор медицинских инструментов. Выбрал скальпель, потрогал осторожно пальцем – острый. Вернулся к старику – тот ещё лепетал что‑то про то, что он сожалеет, что всё так случилось, что просит прощения – и со всего размаху воткнул этот скальпель ему в глаз. Потом сел на кушетку рядом с трупом, обхватил голову руками и завыл.
Вечером в камере его навестил Доберман.
– Что ж ты, Борька, натворил? – сказал он, садясь рядом на нары. – Этот старый упырь снова всех перехитрил. Я же нарочно не давал ему помереть, кончину оттягивал. Чтоб сдох как жил – погано. Даже договорился специально – ему обезболивающее только пол‑дозы давали. Да и то – через раз. А тут ты со своим скальпелем. Откуда только он в той комнате взялся? Ну это мы выясним…
Борис не отвечал, находясь в полной прострации.
Гарик встал и наотмашь врезал ему ладонью по щеке. Раз, другой… Замахнулся для третьего.
– Хватит, – сказал Борис, перехватывая его руку.
– Скажешь, за что ты его? – спросил Доберман.
– Из‑за Зинки, – не стал скрывать Борис.
– Из‑за кого? – Гарик аж подскочил. Долго молчал, глядя в одну точку, потом продолжил. – Так я и знал, что эта старая гнида была причастна. То‑то он тогда следы заметал. Подставили, говорил. А оно вон как выходит. Откуда узнал?
– Сам сказал. Покаялся перед смертью.
Доберман взъерошил волосы на затылке, потом сказал серьёзно:
– Ты это… Короче, имел право. Я Зину помню. Это кем надо быть, чтобы…
Он посмотрел на часы, что‑то прикидывая.
– Нравишься ты мне, – сказал, наконец. – Ты на поступок способен. Перекантуйся тут до утра. А завтра ты выйдешь отсюда и уедешь. И никогда больше не вернёшься. Новые документы и бабло на первое время тебе передадут.
Он встал и протянул ему ладонь для прощания:
– Это всё, что я могу для тебя сделать…
30. Понедельник. Зинка (окончание)
Так что Алеся была права. Ничего было уже не исправить. И это была не его Зинка.
– Ну, так давай, пройдём мимо, – сказал Баркас. – Сделаем вид. Что никакой девочки здесь не было. Пусть она живёт здесь, играет с оторванными кукольными головами и жрёт человечину. Так?
– Она ела человечину? – переспросил Бек с гримассой отвращения.
– Нет! – взорвался Баркас. – Её здесь пряниками кормили напополам с чипсами!
Бек глубоко вздохнул.
– Баркас, – заговорил он, понижая тон. – Чего ты в неё так вцепился? Это же не человек, это – детёныш контроллёра! Помнишь, что Кораблёв рассказывал? Детёныш недавно появился! А этой на вид лет восемь! Дети не растут так быстро! Ну, похожа она на твою Зинку, но ведь только похожа. Нутро у неё звериное. И никем, кроме как зверем, она вырасти не сможет. Ведь так?
Он оглянулся на Алесю за подтверждением.
Девушка стояла, опершись на стену и раскачиваясь. Бормотала с тоской:
– Мерзость. Мерзость.
А на лестнице где‑то далеко послышалось неспешное, с каждым новым шагом всё слышнее: «Топ. Топ! Топ!!!»
– Алеся, ты же читала меня! – закричал Баркас. – Ну так прочти ещё раз! Пойми, я не могу её бросить! Уходите через воздуховод! Заклините вентилятор и…
– Достаточно одной гранаты и нас в шахте в лапшу покрошит, – сказал Бек устало. Он достал из рюкзака за спиной свой обрез, проверил, в обоих ли стволах патроны. Продолжил. – Да и из «Калаша» можно всех, особо не целясь, положить. В кого не попадёшь, тех рикошетами побьёт. И на Пыжа надежды нет. Он на случай случайно забредшего к выходу «зомбака» был оставлен. А если набежит их целая толпа, что он сможет поделать? Шумнуть, мол, обнаружили вашу лазейку? Так мы и так в курсе.
– Что будем делать? – обратился он к Алесе. – Выдюжишь? На тебя теперь вся надежда.
Девушка, будто очнувшись ото сна, потёрла лоб, пожала плечами…
И тут на них накатило, будто океанской волной. Сдавило грудь, голова закружилась, сознание поплыло, будто пластилиновое. Предметы, фигуры, лица – все двоились и троились…
Алеся страшно закричала, оперлась руками в стену, будто пытаясь её сдвинуть.
Давление чуть снизилось, только поэтому Баркас не уронил девочку. Шатаясь, как пьяный он снял её с плеча, посадил, прислонив спиной к стенке. Неверными руками направил ствол автомата в сторону лестницы.
Рядом, заскрипел зубами Бек. Одну руку он прижал к виску, второй шарил по поясу, пытаясь вытащить нож из ножен. Вцепившись, наконец, свой тесак, он, шатаясь, шагнул к детёнышу Контроллёра, нагнулся и ткнул острием ножа под подбородок девочки.
– Прекрати! – заревел он. – Прекрати или я убью её!
И тут же ногой Баркасу в ухо, когда тот:
– Нет!!! – попытался направить автомат на него.
– Только двинься! Я её голову отрежу, Аллахом клянусь!
И снова в сторону лесницы:
– Я сказал – прекрати!
И всё кончилось.
В ушах звинело. Пот заливл глаза. Мышцы дрожали, как после разгрузки вагона угля. Рядом тошнило Алесю. Баркас, которого он сбил с ног, медленно поднимался. Кровь из разорванной мочки уха стекала у него по щеке за шиворот. Очнувшаяся девочка тихо хныкала. Она попыталась отодвинуть рукой нож, порезала палец, который теперь держала во рту.
– Отпусти её, – попросил Баркас. – Пожалуйста.
– Только без глупостей, – сказал Бек. – Держи её. А‑то убежит.
Баркас ухватил девочку за руку, поднял голову за подбородок, стал осматривать кровоточащую царапину.
Бек убрал нож.
Алеся вытерла рукавом рот, пошарила в нагрудном кармане, достала моток бинта, протянула его Баркасу. Тот отмотал с полметра, оторвал, остаток вернул обратно. Свой кусок бинта сложил в тампон, прижал к подбородку девочки. Та захныкала громче.
– Прижми, – сказал ей Баркас. – Ты меня понимаешь? Прижми крепче. Нужно остановить кровь.
И тут снова накатило. Но в этот раз неопасно. Всем троим явился яркий образ: вот они с девочкой медленно поднимаются по ступенькам. Вокруг – никого. Картинка ускоряется. Три пролёта, два, один – они выходят на нулевой этаж, проходят несколько коридоров, пересекают холл, выходят через двери главного входа. Улица пустынна. Все «зомбаки» стоят, выстроившись в шеренгу, еле видные, метрах в двухстах отсюда. Баркас отпускает девочку, после чего он, Бек и Алеся уходят, а на крыльце стоят девочка и её мать в образе тридцатилетней стройной женщины в белом медицинском халате и машут им вслед.