Гробовщик. Дилогия

Одного из «разведчиков» пустили впереди, следом шагал гордый собой Степаненко с тачкой для образцов, потом Кораблёв и Константин Петрович. Замыкал группу Коля Лайбола, второй из выделенных Кировым разведчиков.

Не соврал Киров. Только пару километров отшагали, как началось. Первым попал впередиидущий – угрюмый бородач с Украины по фамилии Утырченко. «Колючая лужа». Как же он орал, пока не получил полуторную дозу морфия!

Степаненко перетянул жгутами остатки голеней раненого, загрузил его в тачку и покатил обратно. Остаток группы взял образцы из «Лужи» и двинулся дальше. Теперь уже Коля Лайбола топтал дорогу впереди.

Но шли недолго: впереди встала такая стена аномалий, что датчики и прочие приборы, которые группа прихватила для изучения Зоны, кончились, будто и не было. Решили так: если в течение часа не найдут проход к Старой Краснице, благо околицу уже было видно, то поворачивают назад. На их беду, оставшийся разведчик, бурят Коля Лайбола, со второй попытки разыскал дорожку к деревне.

А далее было здание конторы МТЗ и «Вспышка».

Когда их накрыло, разведчик шел первым и успел миновать тёмно-зелёный нарост на потолке, прежде чем тот вспыхнул чудовищным бенгальским огнём, выжигая до чёрных клякс глаза Кораблева и Константина Петровича.

После этого двигались, как классические слепцы. Впереди поводырь Лайбола, следом, положив руку ему на плечо, шел Кораблёв. За ним в таком же порядке – Константин Петрович.

Когда на одном из привалов, проклятый бурят пропал, стало совсем кисло.

Вот только что говорил, мол, даст Бог, к вечеру доберутся до лагеря, как вдруг запнулся – и всё. То ли утащила его какая-то тварь, а может и сам сбежал, почуяв, что не кончится добром его дружба с учёными. Дурак, если так. Долго он проживёт в Зоне в одиночку…

– Так как? – прервал мои мысли Кораблёв. – Поможешь до лагеря добраться?

– А где твой лагерь? – сдержанно спросил я. На ловца и зверь бежит. Что и говорить: эта встреча, была несказанной удачей.

– Сейчас, – Кораблев вновь заводил пальцем по экрану прибора у него на запястье. Тот возмущенно запищал.

– Блин, – сказал учёный. – Нужно, чтобы ты сам. Помоги выбраться.

– Хорошо, – сказал я, выдержав паузу для солидности. – Только давай без всяких «что?», да «почему?», да «ты уверен?». Идёт?

Мой собеседник сглотнул, кивнул после секундных колебаний, и я начал командовать:

– Два шага вперёд, полшага вправо, поворот вправо на тридцать градусов. Перебор. Назад немножко… Стоп! Шаг вперёд…

Кораблёв с готовностью выполнял мои команды. Когда он чересчур близко приближался к аномалиям, прибор начинал верещать, но учёный храбро его игнорировал. Руки его тряслись, пот стекал по вискам.

Через пять минут я скомандовал:

– Всё. Хватит вибрировать. Выбрался. Можешь перекурить.

Кораблёв рухнул на колени и зачем-то потрогал землю вокруг себя.

– Как это у тебя получается? – спросил он. – Ты что, видишь границы аномалий?

– Я вижу след, который ты оставил, когда заполз в эту ловушку, – соврал я.

– Ну да, ну да, – закивал учёный. – Как это я сразу не сообразил…

Он поднял руку с прибором, на уровень глаз:

– Смотри.

Я приблизился и глянул на экран.

– Дотронься пальцем в иконку «Карта» и выбери в меню «Автопилот».

Я ткнул в соответствующие квадратики, и на экране появилась карта. На ней яркой линией был отмечен маршрут от Лубяного, в котором мы сейчас пребывали, до значка в виде палатки, расположенного километрах в пятнадцати к юго-востоку, в окрестностях урочища Корогод.

– Видишь? – с беспокойством спросил Кораблёв. – Работает ПДА?

– Работает, – сказал я. – В каком доме ты ночевал?

Учёный покрутил головой. пытаясь рассмотреть что-нибудь своими кляксами, потом беспомощно развёл руками.

Я чертыхнулся и пошел обходить ближайшие хибары. Возле четвёртой я обнаружил тачку «для образцов» а внутри – тело в оранжевом комбинезоне. Тело полулежало под окном, прислонившись спиной к обшарпанной стене. Головы у него не было. Грудь и ноги покойника казались чёрными от загустевшей крови. На его поясе справа в небольшом чехле болтался шокер. Я вытащил его на улицу, загрузил в тачку и вернулся с ней на площадь.

– Тебя как зовут? – спросил Кораблёв, повернувшийся на скрип колёс. – Ты из какого лагеря?

Очнулся, похоже, наш учёный. Вот уже и любопытство прорезалось.

– А тебе что за дело знать, из какого я лагеря? – грубо ответил я.

– Чудак-человек, – сказал Кораблёв. – Сообщу твоему куратору, мол, так и так, спас группу, прошу поощрить…

– Чем? – усмехнулся я. – Лишней тарелкой супа? Или медалью «За храбрость»? Зачем покойнику медаль?

– Ты «Вольняшка», – догадался учёный. – Я слышал про таких. Ты в Зоне живёшь. Отдельно. Договорился со своим смотрящим и добываешь артефакты за еду и припасы. Угадал?

– А если и так? – спросил я, подходя к нему. – Давай, снимай свой ПДА.

– Так это же прекрасно! – воскликнул Кораблёв, не глядя, клацая какими-то замками на запястье. – Ты-то как раз то, что мне нужно!

– На, – протянул он мне прибор. – Вот так надевай, здесь защёлкни. Ты даже не представляешь… В общем, мы можем договориться. Будешь работать на нас…

Я надел ПДА на левую руку, закрепил его, и ткнул шокером в шею Кораблёва. Тот замолк на полуслове и кулём рухнул на землю.

Достал уже своей болтовнёй.

Телега, которую тащили Мелкий и Здоровяк, не спеша, катила по грунтовке. За моей спиной смотрел в серое небо глазами-кляксами Кораблёв. Лежал он на безголовом теле своего коллеги. Рядом примостилась к небу колесами перевёрнутая тачка «для образцов».

Я изредка косился на своих пассажиров. На счёт покойника не скажу, но вот мой новый знакомый с глазами-кляксами был весьма примечательная личность.

Подробности жизни Андрея Кораблёва.

В шестилетнем возрасте Андрейка Кораблёв убил кошку. Не из жестокости или из садизма. Но и не случайно. Как и многие миллионов мальчиков до него, Андрейка проверял, что будет, если… Что будет, если долго держать в руке зажженную спичку? Что будет, если бросить в костёр кусок шифера? Что будет, если на морозе лизнуть металлическую горку? Что будет, если крепко сжать шею кошке?

Мальчика поразило, как легко можно отнять жизнь. Вот только что кошка мяукала, тёрлась о ноги, выжидательно глядела ему в лицо. А теперь лежит бездыханная и никак не реагирует на осторожные толчки ногой.

Как же так, – думал Андрейка. – Если есть вход, должен быть и выход. Лопнувшую велосипедную шину можно заклеить, стиральную машину – починить. А третьеклассник Колька Щеглов, по кличке Щегол, утверждал, что даже разбитую бутылку можно склеить обратно, если собрать всё, до единого осколка. А тут слегка надавил руками и всё – уже не собрать и не склеить…

Как всякому нормальному ребёнку, Андрею не понравилось данное «что будет, если…». Но он крепко запомнил обнаруженную несправедливость.

Этим бы, возможно, все и кончилось, но в шестом классе прямо на уроке умерла от внезапной остановки сердца его соседка по парте Катька Воробьёва. И всё повторилось вновь. Никто не смог «починить» или собрать её по кусочкам обратно. И снова резанула по сердцу несправедливость.

Неудивительно, что после школы Андрей Кораблёв поступил в медицинский институт, который закончил с красным дипломом. Его с распростёртыми объятиями принял один из известнейших медицинских НИИ Луисвилля. И Кораблёв не разочаровал ожиданий своих работодателей. Прославившая их искусственная поджелудочная железа, была одной из многочисленных идей Кораблёва. Но главной страстью этого учёного была смерть. Не как свершившийся факт. А как процесс. Он все пытался понять, уловить ту тончайшую грань, после преодоления которой не было пути назад. Находил, после чего пытался таки вернуть уже мёртвое к жизни. Возвращал. Находил новый предел. И снова вытаскивал ОТТУДА очередного покойника. Его опыты не могли не привлечь к себе внимания. Последовало предупреждение. Мол, эти исследования не запланированы. Кораблёв не внял. Был наложен запрет на использование лаборатории в личных целях. Кораблёв оборудовал лабораторию не хуже прямо у себя на дому. Благо зарплата позволяла. Его в последний раз предупредили и отказали в допуске к умирающим во всех больницах штата. Тогда Кораблёв плюнул, собрал вещи и уехал, никого не предупредив.