Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 62 из 113

– О чём ты задумался? – Мадлен поставила перед ним кружку с травяным чаем и поправила стоящую на столе корзинку с печеньем.

– Я пытался вспомнить, как готовила моя мать. Должно быть, так же тепло, как и ты. Но я не могу вспомнить вкус. Даже её коронное блюдо. – Винсент взял печенье с кусочками шоколада и откусил половину.

– Это, наверное, очень грустно – не помнить что-то, настолько важное. – Мадлен обхватила свою кружку ладонями и посмотрела на Винсента сквозь парок, поднимающийся над чаем.

Действительно, грустно. Он не мог даже вспомнить лиц своих родителей, когда последний раз видел их, говорил, даже просто звонил. Как будто у него не было детства, как будто его создали уже взрослым без всяких лишних воспоминаний. Может ли психоконструкт осознать себя психоконструктом? Именно так – его просто придумали, чтобы он вписался в чью-то историю, и сейчас кто-то её сочиняет, не думая о его желаниях. Может ли психоконструкт пойти против воли своего создателя? Вряд ли он может это даже осознать. Да и создатель – тоже.

– Мне пора идти, Мадлен. Спасибо за ужин, было просто потрясающе вкусно. – Винсент встал из-за стола, замялся на секунду, не зная, нужно ли ему помогать с уборкой.

– Спасибо. – Мадлен только отмахнулась от его неловкой попытки помочь. – Я потом уберу.

Винсент забрал книгу и направился к двери. Уже было достаточно поздно, а он ещё хотел зайти к себе и переодеться перед очередной безумной вылазкой.

– Останься. – Мадлен замерла, обхватив себя руками за плечи. Сейчас она выглядела беспомощной и потерянной. – Останься со мной.

– Что? Мы же…. – Винсент повернулся и непонимающе посмотрел на женщину. В каком это смысле – останься?

– Едва знакомы? Это не так. Мне было тяжело, когда я переехала сюда. Никого знакомого, все чужие. – Мадлен улыбалась, но в голосе её сквозила горечь. Эти слова были как корка на не зажившей до конца ране – лучше оставить в покое и не трогать. – Но когда я встретила тебя, всё изменилось. Ты был не таким, как все. Не чужим, не холодным. Тебе было не всё равно. Знаешь, люди стараются держаться подальше от тех, у кого проблемы или просто плохое настроение. Как будто это заразно. Так боятся за свои показатели психической стабильности, что поступают жестоко. Равнодушие хуже всего.

– Мадлен…. – Винсент не знал, что говорить, что делать. Он должен был обнять, успокоить, позволить выплакаться. Он должен был остаться, даже зная, чем это закончится. И что это неправильно. Как и говорила та женщина в баре – она как вода, как паук, что плетёт свои сети. Не вырваться.

– Я каждый день приходила в магазин в надежде увидеть тебя. Ты спас меня от этой пустоты, этого одиночества. – Губы Мадлен дрогнули в улыбке. Она сложила руки на груди в просящем жесте. – Не уходи.





– Я и дальше должен тебя спасать? – Винсент поднял руки, словно пытаясь защититься. Быть рядом, делиться теплом? Или получать это самое тепло, надёжный тыл, дом, где тебя всегда ждут? Надеются, зависят? Каждый день всю оставшуюся жизнь, потому что нельзя бросить кого-то столь преданного. – Я ведь не спасатель.

– Нет, это не так. Ты мне нужен. Для меня ты – спасение! – Мадлен шагнула вперёд, протянув руки к Винсенту. – Останься. Без тебя мне так тяжело. Я места себе не находила в те дни, когда не встречала тебя.

Винсент покачал головой и сделал два шага назад, упёрся спиной в дверь. Психолог сказал этой девушке сменить место жительства, но здесь у неё не было знакомых. Она из тех, кто не может выжить самостоятельно, а он просто оказался первым, кто попал в её поле зрения. Он может навсегда остаться её якорем и надеждой. Она будет отличной женой и будет любить его. Или выпьет из него всё и уйдёт.

– Прости, я не могу. Я не защитник. У меня не такие уж сильные плечи – я же за компьютером всё время сижу. Я так не могу. Прости. – Винсент нащёпал ручку двери.

Это было жестоко и неправильно. Но то, что делала она – ещё более жестоко. Она заставляла его принять обязательства, к которым он был не готов. Давила на жалость, тянула из него ответ, который был ей удобен. Он не отказался бы ещё несколько дней назад, хотя ему это всё не было нужно. Но сейчас, спускаясь по лестнице, он чувствовал себя последней мразью. Она не имела права так с ним поступать. Лишать даже иллюзии выбора. Выбирать за него без спроса. Как вода, что обволакивает, успокаивает и поглощает. В таких, как Мадлен, уходишь с головой. Как в омут. И меняешься под что-то мягкое и уютное, как её кресло. Немного старое и потёртое, но удобное и своё.

– Это не моё. Я ещё должен найти Пигмалиона. – Винсент остановился, привалившись спиной к стене дома. – Я не хочу. Ничего из этого не хочу. Почему они не могут оставить меня в покое?

Только снимая куртку в прихожей, он понял, что всё ещё сжимает в руке книгу, которую взял у Мадлен. Дома Винсент решил не задерживаться – ему ещё надо было добраться до того места о котором говорил «угорь» и ещё успеть выспаться перед завтрашней встречей с психотерапевтом.

Нужное здание – одиноко стоящая высотка в паре километров от административного центра города. На карте Винсент нашёл всего одно такое – многоэтажное офисное здание, наполовину пустое. Арендная плата оказалась слишком высокой, а расположение – неудачным. Заняты были далеко не все этажи и не все офисы. Зато некоторые из них работали допоздна, а пара колл-центров – даже ночью. Проникнуть в здание можно было вполне легально.

Охранник на входе даже не стал спрашивать пропуск, только усмехнулся и нажал кнопку, впуская Винсента внутрь. Занятые офисы закрывались на ключ и ставились на сигнализацию, в самом здании воровать было нечего. Если какому-то бедолаге пришлось вернуться на работу среди ночи – не мешать же ему? А ночной сторож не знал в лицо тех, кто обычно работал днём.