Immortality

Это был маленький городок, значительно меньше Форкса, в котором я жила. По сути, это было небольшое поселение, состоявшее из пары десятков домов. Я вышла к нему ночью, скрываясь от людских глаз. Стены и замки не были преградой для вампира, и я пообещала не корить себя, если первая попытка встретиться лицом к лицу с человеком обернётся провалом. Передвигаясь от дома к дому, я чувствовала сквозь слои дерева, бетона и строительной смеси биение человеческих сердец: спокойное, безмятежное, будоражащее. Я прекрасно ориентировалась в темноте; окружающие предметы были раскрашены в такие цвета спектра, о существовании которых человек и не подозревает. Моё сердце возликовало от радости, когда в окне одного из домов мелькнул слабый свет, пробивающийся из-за плотных штор. Я подошла поближе и заглянула в окно.

Комната тускло освещалась старенькой настольной лампой, накрытой бумажным абажуром с нарисованными цветами. Свет из-за них был неровным и отражался на стенах тёмными пятнами. Я увидела платяной шкаф с приоткрытой дверцей, комод, заставленный фотографиями, несколько плакатов, вырванных из журналов и прикреплённых к стене булавками с сердечками на наконечниках. Взгляд остановился на кровати: лёжа на животе на грубом домотканом покрывале, девочка лет пятнадцати читала книгу. Слёзы скатывались по её щекам и падали на странички, деформируя дешевую бумагу. Мне стало интересно, что она читает? Какие переживания проецирует на себя? Что из прочитанного заставляет её плакать? 

Я вспомнила, что тоже любила книги. Вспомнила свой старенький, зачитанный до дыр томик «Грозового перевала». Вспомнила, как так же валялась в кровати, читая до глубокой ночи. Как ругала меня за это мама. 

Мама… 

- Мама! 

Произнесённое вслух, это слово полоснуло по горлу ножом. 

Иногда я думала о своих родных: что стало с отцом, с мамой, с друзьями после моего исчезновения? Как они пережили его? Смогли ли? Я и раньше рвалась в родные места, но останавливала себя, понимая, что не должна это делать. Сначала было рано, а потом слишком поздно. Я могла растерзать отца, не задумываясь. Я могла убить всех друзей, выпить их кровь, и ничто не остановило бы меня, пока я полностью не осушила бы их тела. Остатки разума говорили, что при любом исходе я никогда не смогу жить с этим. Ну, а после… Если я и задумывалась, чтобы вернутся, как-то дать о себе знать хотя бы родителям, это было невозможно по той простой причине, что я уже не была их дочерью. 

Лица родных почти стёрлись из памяти, хотя я и пыталась этого не допустить. Но яд, текущий по венам, словно выжигал из сосудов и нейронов прежнюю меня, прежнюю Беллу Свон. А с ней и всё, что было ей дорого; всё, что она любила. И всех.

Я подошла к своему дому, когда рассвет едва забрезжился в сумрачном небе. Лес надёжно скрывал меня, я спокойно стояла в тени огромных деревьев, росших прямо за забором, отделяющим задний двор от подступающего зелёного мрака. 

Во всех окнах дома горел свет. Кухня, гостиная, спальня отца наверху. Я прошла вдоль забора и осторожно выглянула на освещенную подъездную дорожку. Перед домом были припаркованы несколько автомобилей, в том числе белый фургон с красными полосками на боках. От него пахло чем-то резким, противным, неестественным, смешанным с запахом человеческих страхов и боли. «Скорая», вспомнила я. 

Неужели, что-то с отцом?

Воспоминания, загнанные глубоко внутрь, выплеснулись на меня, заставляя ноги подкоситься - сильные ноги вампира, не знающие ни боли, ни усталости. Я упала под навалом образов, пронёсшихся в голове: папа берёт меня на руки и целует, его усы щекочут мне щёки, и я смеюсь. Встречает в аэропорту, когда я приезжаю к нему на каникулы, и мы неловко обнимаемся. Мы ужинаем на кухне этого самого дома, оба молчим, и нет никакой неловкости в нашем молчании. 

Папочка, как ты справился с этим? Ты всегда был сильным, смелым, закрытым для других, но я всегда знала, что больше всех на свете ты любил меня. Что ты сейчас переживаешь? Как я могу облегчить твою боль?

Внезапно входная дверь отворилась, и на освещенном крыльце появилась мужская фигура. Я тут же задержала дыхание и втянула в себя готовую вырваться наружу жажду. Лицо человека показалось знакомым, и я судорожно рылась в памяти, вспоминая его. Это был молодой парень, высокий и черноволосый. Суровым взглядом он вглядывался в темноту, как будто знал, что за ним наблюдают.

Я стояла едва ли больше чем в десятке метров, но его глаза продолжали осматривать двор и близлежащую дорогу, скользя по мне, сквозь меня, мимо меня. Я замерла: он меня не видел!

- Я чувствую, что ты здесь, - заговорил он. Его хриплый голос был наполнен такой неприкрытой злобой, что я внутренне содрогнулась. - Я ощущаю смрад, идущий от тебя. 

Его ноздри раздувались, губы кривились в страшном оскале. Я чуть втянула воздух, не понимая, о чём он говорит. Как только его запах долетел до меня, я едва не вскрикнула от удивления: это не был запах человека. Парень пах, как… волк?

– Что тебе нужно? Ваше дьявольское племя и так принесло много горя в этот дом. Оставьте старика в покое! 

Старика? Мой отец не был стариком!

- Что с ним? - прошелестела я из темноты.

- Какое тебе дело! – голос парня стал резче.

Он начал медленно спускаться по лестнице. Его тело мелко подрагивало, и я ощутила исходящие от него разряды энергии. Почти такие же резкие, как и у меня под щитом. Воздух вокруг начал вибрировать. Парень явно сдерживался, чтобы не сорваться. Его руки сжались в кулаки так, что побелели костяшки. Запах псины с каждым мгновением становился невыносимым. 

- Что с ним? – повторила я громче.

- Сердечный приступ. Второй за последние полгода. 

Голос его напоминал собачий лай, а глаза яростно сверкали. 

- Уходи. Убирайся, и никогда больше не появляйся здесь, иначе я разорву тебя на части и сожгу. И передай это остальным. Соглашение теперь распространяется и на этот дом. 

Я не понимала, о чём он говорит. Все мысли были обращены к отцу. Моё исчезновение, вероятно, и послужило причиной этих приступов. Но я ничем не могла помочь ему: ни сейчас, ни в будущем. 

Нахождение здесь было сродни продлению агонии. Я развернулась и медленно пошла в сторону от дома. 

- Будьте вы все прокляты! – услышала я. – Будьте прокляты за то, что сделали с ним. И с ней.

Голос парня уже не звучал так резко. Неожиданно для себя я услышала в нём горечь и обречённость. 

Обернувшись, я увидела, что он ни на йоту не расслабился, всё ещё ожидая нападения. Челюсть решительно сжата, кулаки наготове, но в глазах стоят слёзы. В ту же секунду я его узнала. Это был мой друг, мой товарищ и помощник. Моё личное солнышко, которое всегда было рядом. Мой Джейкоб. 

Если бы я могла заплакать, то сделала бы это. Но слёзы были выжжены ядом, и, в отличие от воспоминаний, в очередной раз потоком ворвавшихся в голову, у меня не было на них никакого права. 

Джейкоб Блэк. 

Я вспомнила наши прогулки, наши разговоры. Нашу авантюру с мотоциклами. Вспомнила, что Джейк всегда хотел быть для меня больше, чем другом. Он любил меня, я это знала, и, конечно, моё исчезновение стало для него не меньшим ударом. Мой добрый друг, оказавшийся рядом именно в тот момент, когда мне это было больше всего необходимо. 

Когда он бросил меня.