Страница 4 из 131
(За семь круголет до основных событий)
Старая повозка с открытым верхом трясясь и подпрыгивая на каждой кочке медленно тащилась по разбитой лесной дороге.
Возница — пьяный человек неопределенного возраста, с рябым лицом, заросшим до глаз седой щетиной, в засаленной белой рубахе и матерчатых штанах — ругался на вяло бредущую пегую лошадь.
Кнут то и дело взвивался вверх, после чего со свистом обрушивался на спину несчастного животного. Но это слабо помогало. Поэтому поток отборной брани почти не прекращался, прерываясь лишь когда побитая стеклянная фляга оказывалась у мужчины в руках. Он делал один большой глоток, передергивался и отправлял флягу обратно в глубокий карман длинного кожаного жилета.
— Харл, да хватит тебе материться! — раздраженно протянул молодой, — Уши вянут уже ей бо…
В повозке на сене, запрокинув руки за голову, лежал еще один. Намного моложе того, что на козлах. Однако, чем-то они были похожи.
— Я те дам «Харл»! Свиное отродье! Забыл, как отца величать надо? — рявкнул рябой, даже не оглянувшись.
— Яблоко от яблоньки…, — язвительно буркнул под нос младший.
Худой, узколицый, с карими, глубоко посажеными глазами и серыми пропыленными волосами. Одет так же неряшливо, как и его спутник — в неопределенного цвета рубаху и черные кожаные штаны. Заскорузлой пяткой изредка почесывал колено и жевал соломинку не спеша перекидывая ее из одного угла рта в другой. Разбитые временем сапоги лежали рядом.
— Эй! Поговори мне ужо! — буркнул старший, оборачиваясь за спину. Предметом его интереса являлся вовсе не нахальный отпрыск.
В телеге, уткнувшись лицом в гнилую солому, лежала медноволосая девушка. Коричневое платье ей было явно не по размеру, с наполовину оторванным, некогда белым воротничком, и драным подолом. Связанные за спиной руки успели посинеть, а от правой ноги к перекладине повозки тянулась толстая собачья цепь. Прикована девушка была явно давно, так-как кожа на лодыжке растерлась и кровоточила.
Молодой похлопал ее по выпуклости, что пониже спины, и сально ухмылялся.
Заканчивался еще один день монотонной и, казалось, нескончаемой дороги. Солнце, нещадно палившее весь день, клонилось к закату. И не скажешь, что на дворе второй месяц осени. После трех нэй проливных дождей, четвертый день стояла невыносимая, удушающая жара. Правда, по ночам уже нередко случались заморозки, и тогда приходилось рубить деревья и разжигать костер побольше, чтобы не мерзнуть хотя бы половину ночи.
Звонко щелкнув в воздухе, кнут, опускаясь на круп несчастной животины. Повозка натужно заскрипела, въезжая на пригорок.
— Да ладно те, расшумелся. У нас тут «её светлость», не забывай, — отозвался сын.
После секундного молчания оба загоготали.
— Ты там не шибко с ней развлекайся-то, и мне оставь. Уморил, небось, девку за день, что я вечером с ней делать буду?
Девушка, неловко повернувшись, попыталась подтянуть ободранные колени к груди и еле слышно всхлипнула.
— Не боись, тебе хватит, — лениво отбрехался молодой, сально косясь на пленницу.
— Тпру-у-у!
Возница грузно спрыгнул с козел, потянулся, громко пуская ветра.
Кареглазый прищурился от бьющего сквозь ветви сосен солнца, приподнялся на локте и осмотрелся.
Остановились на небольшой полянке. Вокруг рос светлый смешанный из сосен и берез, лесок. Полянка тонула в густых сиреневых сумерках, ощутимо холодало.
— Петер, распрягай лошадь, да поглядывай за девкой, — посерьезнел старший, — А я пойду пару деревцов срублю, да местность проверю. Тока не балуй.
Для пущей убедительности показал сыну огромный красный кулак. Сплюнув сквозь зубы, удобней перехватил топор и отправился к ближайшим сосенкам.
Поляна оказалась обжитой. В ее середине чернел след от кострища, аккуратно выложенного невесть как оказавшимися здесь, округлыми камнями. Вокруг уложены толстые бревна. Неподалеку небольшая вязанка сухих веток. Но их было слишком мало, чтобы обогреваться всю ночь. Именно поэтому, отец отправился за дровами.
То, что место наезжено, было не удивительным. Тракт, по которому ехали, связывал три деревушки - Ани, Дор, и Исин - с городом Вейли, вторым по величине после центра Итиля.
Изредка поглядывая на телегу, Петер занялся лошадью. Вбив неподалеку колышек и привязав животину на длинную веревку, чтобы та могла пастись. Подставил ей мешок с овсом.
Из имевшихся веток разжег костерок и, вытащив из-под соломы на телеге пару узлов, принялся хозяйничать.
В одном мешке умещался их нехитрый скарб — котелок, деревянные ложки и миски, сколотые по краям. В другом - большая плетеная бутыль с дешевым яблочным вином, да нехитрая снедь: хлеб, крученая деревенская колбаса, четверть кочана капусты, пара луковиц да десяток картофелин. То, что они купили на последние деньги в маленькой деревушке сегодня днем. И еще одна большая грязная морковь с ботвой, явно выдранная тайком на чужом поле.
Мотались по свету давно. С того времени, как старший, проигравшись в кости, отдал за долги свое жилье. Пусть не хоромы, но оно когда-то было — дом в две комнатушки с разваленным сарайчиком.
Оставшись с сыном на улице, промышляли чем могли. В основном мелкими кражами и разбоем. На одном месте долго не сидели, опасно это — на месте засиживаться. И вот однажды судьба занесла их в трактир очередной деревушки. Где они и подцепили Энн мать Кейт– девчонки из телеги. Та по доброте душевной приютила двух оборванцев, поверив в их очередную душещипательную историю. Ведь после нескольких кружек дешёвого вина все становятся слишком жалостливыми, особенно женщины.
Потом, конечно же по трагической случайности, мать Кейт отправилась к праотцам. А новоявленные хозяева дома решили было его продать, но потерпели фиаско. Родственников на освободившееся жилье и так хватало. Недолго думая, опоив, похитили девчонку (родственники были не против), и решили продать в бордель. Где-то, когда-то услышав, что на этом можно неплохо подзаработать.