Страница 23 из 24
Костя чуть поодаль забавлялся с погремушкой - крутил в руках, гладил, подносил то к уху, то к носу. Во мне вяло копошились, ни сколько не мешая друг другу, два чувства: ревность и облегчение. С равной силой и тянуло к ней, и удерживало на расстоянии.
- Кажется, летит, - положив шар на траву, прислушался Костя.
Через секунду и я услышала шум. Крохотная точка показалась из-за горы. Костя осторожно уложил погремушку в рюкзак и повернулся ко мне:
- Быстро, за те кусты!
Я встала и покачнулась - закружилась голова. Костя поморщился, сплюнул и за руку потащил меня к кустам. Рюкзак он закинул за плечо. Едва мы успели укрыться, вертолет тяжело плюхнулся на берег, подняв в воздух тучу мусора, песка и водяных брызг. Не менее тяжело из кабины на землю выбрался Генпетрович.
- Археологи, вы где? – рупором приложив ко рту руки, закричал он.
- Молчи, - прошипел Костя, больно сжав мои пальцы. – Посмотрим.
- Ау! – надрывался Генпетрович. – Эй!
Оглядевшись по сторонам, он пожал плечами, сел на мой коврик и закурил.
- Бродят где-то, - объяснил Генпетрович сам себе, глубоко затянувшись. – Копают, видать. Ищут. Чо ищут, черт их знает. Ну и пусть, нам же с Веруней лучше. Еще подкопим и дом построим. Поженимся. Детей народим. Верка-Вера ты моя, Верка сладенькая, - запел он вполголоса.
- Похоже, никого, все чисто, - шепнул Костя.
Подождав еще несколько минут, мы вышли из-за кустов.
- Ага, вот вы где, - обрадовался Генпетрович. – А я-то уж забеспокоился. Ну чо, полетели?
Я даже про «смертничков» не вспомнила – настолько было все равно. Всю дорогу меня кисло подташнивало, рев пробивался в наушники, от чего и без того гудящая голова басовито резонировала. Большую часть наших пожитков Костя утрамбовал в мой рюкзак. В своем оставил только мягкие вещи, на которые бережно уложил погремушку. Ревность и облегчение по-прежнему вяло плескались во мне где-то очень глубоко.
Время от времени мне хотелось умереть, но сомнительность загробной участи заставляла вспомнить о том, что я так и не увидела рай – хотя бы одним глазком. И тогда я косо посматривала на Костю, баюкавшего свой рюкзак. По идее, он должен был выглядеть нелепо – в дурацкой войлочной шапке, с рюкзаком в обнимку. Но я ловила себя на том, что чуть ли не любуюсь им.
А ведь надо было еще уговорить Костю ехать обратно поездом. Как бы мы пронесли погремушку через контроль в Красноярском аэропорту! Да и на местном самолете я больше лететь не хотела. Ни за какие коврижки. Но если раньше разговор об этом не вызвал бы у меня никаких затруднений, теперь я с ужасом думала о его необходимости.
Однако Костя сам заговорил об этом, когда мы вернулись в Пятиреченское и сидели за ужином.
- Ну чо, послезавтра в Красноярск? – спросил Генпетрович, разливая по стопкам самогон. – Как раз рейс будет.
- Да мы… - невнятно промычала я, прикрывая свою стопку ладонью. Ловко отбросив мою руку, он все-таки налил мне.
- Мы поездом обратно, - веско припечатал Костя. – Лена боится.
При этом он смотрел не на меня, а на Верку, которая вдруг засмущалась и стала малиновой – в тон скатерти и своему платью, скроенному, видимо, из того же куска материи.
- Это ж скока пилить-то поездом?! – ужаснулся Генпетрович. - Ну надо ж так!
- А дизель-то тока в пятницу, - пропела Верка, глядя на Костю.
Странное дело, подумала я, а позавчера она вообще на него внимания не обращала, все на Генпетровича своего налюбоваться не могла.
- Ну… как хотите, - пожал плечами Генпетрович, производя в уме сложную калькуляцию. Конечно, билеты на рейс дороже, но ему-то с этого ни жарко, ни холодно. А три тысячи вдобавок к уже полученным тридцати и тысяче за первую ночь – тоже капитал.
На следующее утро Генпетрович занялся самолетом, а нам предложил погулять по окрестностям.
- И я с ними, - подскочила Верка, все в том же малиновом платье, резиновых сапогах и стеганой куртке, похожей на ватник. – Покажу, где тут чо.
- А в кассе кто? – нахмурился Генпетрович. – Билеты продавать?
- Билеееты! – презрительно пропела Верка. – Какие ишшо билеты? Кому надь – завтра придут и купят. Только зад отсиживать.
Генпетрович пожал плечами и молча отвернулся. Ему все это явно не понравилось. Мне тоже.
Мы прошли через все село по направлению к невысоким горам, поросшим лесом. Верка трещала, как взбесившийся попугай, цеплялась за Костин рукав и нарочно замедляла шаг – так, что я постоянно оказывалась одна впереди. Наверно, на нашу троицу не полюбовался разве что ленивый.