Страница 118 из 123
Дьявол исчез, а я осталась сидеть на пыльной острой траве. В своем персональном аду. Почему он именно такой – мой ад? Теперь я смутно припоминала, что когда-то очень давно читала книгу – впечатления тех, кто пережил клиническую смерть. Некоторые говорили о горе, поросшей травой. Да ведь и Линка тоже об этом упоминала, а я тогда не задержала внимание. Наверно, картина так глубоко запала в мое воображение, что оно взяло его за основу для создания моего личного ада.
Но что же получается? Придуманный мною ад воплотился в реальность? Или, лишившись тела, я оказалась внутри своего же разума?
Всю жизнь вокруг меня находились люди – и в то же время я была одна. И после смерти ничего не изменилось. Просто люди исчезли из поля зрения как физические единицы. Я всегда ждала чего-то, воспринимая повседневность как черновик настоящей жизни. Вот оно, то ключевое слово, которое не давало мне покоя! «Ожидание»! Да, я такая, говорила я себе, мне важен результат, а не процесс. Кто-то хочет секса с начала до конца, а кому-то интересен только оргазм. Кто-то любит дорогу, а кого-то тянет заглянуть за горизонт.
Я читала книгу, и мне, вроде бы, было интересно, но Царица ночи, которая всегда жила во мне, торопила: давай уже закончим эту и начнем другую. Ведь на свете полно интересных книг.
Я ела пирожное, и мне нравился вкус, но Царица ночи напоминала о том, что и пирожных на свете столько, сколько мне не сожрать за всю жизнь.
То, что было у меня, я никогда не считала существенным и всегда завидовала другим: ведь они имели то, чего не хватало мне. Не суть, касалось ли это чего-то материального или нет. Но я успокаивала себя тем, что это не «черная» зависть. Ведь я же не желала другим ничего плохого. Просто хотела того, что было у них.
Костя смеялся надо мной и похабно шутил: что-то там в чужих руках всегда толще. Я обижалась.
«Скажи, Лена, а ты вообще бываешь довольна тем, что есть здесь и сейчас? – спросил Никита, когда мы сидели на берегу Вуоксы. – Ты всегда или вздыхала о чем-то в прошлом, или ждала чего-то в будущем. Для тебя просто нет настоящего, понимаешь?»
«Мы с тобой одной крови, Маугли, ты и я», - сказал дьявол. А в каждой шутке есть доля… шутки. Он ведь тоже был недоволен тем, что имел. Ангел света, ставший ангелом тьмы…
Как жаль, что человек не может не думать ни о чем. Даже после смерти. Тем более – после смерти.
Если б я хотя бы могла спать! Но я не спала. Ходила и уже не обращала внимания на боль в ногах, которая стала привычной и как будто необходимой. Сидела, обняв колени, и даже приспособилась лежать, не съезжая вниз. Я смотрела на небо, но это было слишком скучное небо: без солнца и облаков, абсолютно неподвижное. Как серый унылый потолок.
Я передумала все мысли, которые только могла выжать из стремительно тупеющей от безделья головы. Вспомнила по много раз каждое мельчайшее событие своей жизни. Пробовала мечтать – не получилось. Потому что даже самая безумная мечта предполагает пусть микроскопическую, но все же надежду на исполнение. Пробовала придумать себе альтернативные жизни – а что было бы, если… Но это оказалась равносильно мечтам.
Я декламировала стихи и рассказывала себе какие-то безумные сказки. Вот только петь не получалось. От слова совсем. Впрочем, вряд ли я была сильно огорчена. Потому что Царица ночи, накрепко связанная в моем представлении с пением, тоже больше не появлялась.
Не появлялся и дьявол. Сначала я была этому рада, потом не очень. Ну хоть с кем-то поговорить. Правда, уверенности в том, что после такого разговора мне не стало бы еще хуже, не было.
Я чувствовала, что мозг засыпает. Он не мог найти себе занятие и монотонно повторял одни и те же слова, пока они не превращались в бессмыслицу. Впрочем, бессмыслицу он тоже повторял, причем сознание от этого страдало и пыталось свернуться в точку. Ах, если бы у него это получилось! Но нет, это были всего лишь мгновения, когда я словно ныряла в глубину, а потом выныривала и обнаруживала, что твержу нараспев какое-нибудь «агилатурамиланууууу». Впрочем, очень скоро я перестала говорить что-то вслух, потому что собственный голос стал пугать.
Не знаю, сколько прошло времени – может, нисколько. Или бесконечно много, потому что времени как такового в аду не было. Так вот, через какой-то промежуток я все же снова стала мечтать. О том, что когда-нибудь превращусь в совершенно тупое, вполне растительное существо, которое ничего не хочет, ни о чем не беспокоится и ничего не помнит. Просто посмертно существует – если уж так необходимо! – и совершенно этого не сознает.
Остатки здравого смысла возражали: это было бы слишком просто. Какой же ад без мучений? Чудилось тут какое-то противоречие. Или все верно? Дьявол получил очередное пирожное, к которому моментально потерял интерес – ведь столько людей еще не попало к нему в когти! Ему наплевать, страдаю я или нет – как безумному коллекционеру, мгновенно забывающему об экспонатах, которых с такой страстью добивался. Кто сказал, что в аду обязательно должны быть муки? Может, это место, где нет ничего – вообще ничего? Где всеми забытая душа сначала начинает желать мук – хоть какого-то движения, а потом превращается… Во что может превратиться душа, не испытывающая ни малейшего чувства?