Страница 40 из 107
Как она будет жить?
- Не знаю, - сказала наконец. – Все так быстро…
Принцесса понимающе улыбнулась. Сочувствующе.
- Я тоже поверила не сразу, - сказала она. – Это так странно… Когда незнакомый человек вдруг становится близким и родным, и ты понимаешь, что уже не можешь без него. А подчиниться воле отца и сделать вид, что я послушная дочь… это будет ложь.
- Вы не боитесь?
Почему-то это казалось важно.
- Боюсь, - сказала принцесса. – Но боюсь даже не за себя, а за тех людей, которые рядом. Не представляю, чем это может обернуться. Особенно, как отнесется король Ауэгды. Я очень боюсь, Адель. Йоан говорит, бояться нельзя. Нужно идти вперед, если цель действительно важна тебе. Нужный путь откроется и боги помогут, если ты будешь бороться за свое счастье и свое решение. И я буду бороться, но…
Она закончила совсем тихо, замолчала, опустила глаза.
Ей действительно было страшно.
Даже не за себя.
- Разве я не имею права по крайней мере попытаться?
- Конечно, - сказала Адель. – Я передам записку.
* * *
Он ждал, этот оруженосец. Не ее, конечно, принцессу.
Стоял в конце аллеи, в полутьме, нервно дергая то воротник, то ремень. Мальчишка. Ее ровесник. Вглядывался.
Увидев силуэт Адель вдалеке, он вздрогнул, рванулся было вперед, но замер, поняв, что ошибся. Она не принцесса.
Адель подошла.
- Это ведь вы Шон, да?
- Да, Ваша Светлость.
Он вытянулся перед ней, ожидая... Потом запоздало поклонился.
Шон Ойгриг из Нэрна, третий из пяти сыновей Брадена Ойгрига, тана Малого дома. Не принц, не наследник, даже не рыцарь еще. Для принцессы немыслим брак с таким, как он.
Высоченный, наверно, даже выше Роналда, но совсем худой и нескладный. Рыжий, весь в веснушках. Нос курносый. Ужасно сосредоточенное лицо.
Да его просто повесят, если он хоть прикоснется к принцессе. Не станут церемониться. Если она сбежит с ним, и их поймают по дороге, то ее всего лишь вернут, может быть, запрут в комнате под надзором нянек. А его повесят на первом же суку. В самом лучшем случае – с достоинством срубят голову на площади, но, скорее всего, не сделают даже этого, зачем выставлять напоказ?
Он же ведь понимает? Не может не понимать. И готов рискнуть?
Это было невероятно.
- Я принесла вам записку, Шон, - сказала Адель. Протянула.
Он взял. Облизал губы. У него были тонкие длинные пальцы, чуть дрожащие от волнения.
- Спасибо, Ваша Светлость.
И голос тоже взволнованный, но твердый. Он благодарен ей.
Вот и все.
Уйти? Она сделала все, что от нее требовалось.
Очень хотелось все те же вопросы и ему: «вы ее любите?» и «вам не страшно?»
Но это ведь не ее дело, она не имеет права… Ведь даже не их любовь интересует Адель, это лишь повод. Ей нужно найти ответ для себя. Есть ли любовь в ее сердце? Готова ли она бороться за нее? Вот так же, как этот парень, как Эленор – готова ли?
Шон внимательно смотрел на нее, словно ждал чего-то.
- Удачи вам, - тихо сказала Адель. Постаралась улыбнуться.
- И вам, - от души сказал он.
* * *
Свадьба – это церемония в храме и пир.
Помолвка – танцы до самой ночи.
Но сначала обещания.
- Я, Роналд из рода Бреннанов, перед людьми и богами клянусь любить и почитать Адель из рода Моров, хранить ей верность, быть ей защитой и опорой в болезни и в здравии, в счастье и в горе, до конца своих дней.
Торжественно и красиво, для людей, чтобы все слышали, а даже не для нее. Почти не глядя, повернувшись к залу.
- Я, Адель из рода Моров, перед людьми и богами клянусь…
Она тоже.
Повторить заученные слова просто. Можно сказать от себя, все что чувствуешь, все, что думаешь, это пока не официальный обряд. Но повторить официальную формулу – проще. Потому, что о том, что она чувствует – говорить нельзя. И Адель повторила. От себя, от сердца, сказать было нечего.
Она бы хотела стоять здесь с другим. Йоану она сказала бы совсем иначе. По-настоящему.
Но его нет.
Только Роналд. Он и она.
Вдвоем перед всеми.
Теперь жених может невесту поцеловать.
Хотелось зажмуриться.
Она даже порадовалась, что вокруг много людей. Поэтому, только один поцелуй, и все. Ничего больше. Даже магии не будет, он не решится здесь перед всеми. Он…
Он целовал ее так жадно и по-хозяйски, прижимая к себе, что кружилась голова и подгибались ноги. Было немного страшно. И только бы отпустил, только бы отпустил…
На самом деле, раньше это и было свадьбой – клятвы перед всеми. Церемонии в храме добавились потом, став почти обязательной частью, без которой обряд не завершен. Но даже сейчас никто осудит, если сегодня ночью Роналд не ограничится одним поцелуем. Так не принято, но никто не осудит. И тогда уж точно передумать будет нельзя.
Хотелось убежать и спрятаться от него.
Но пока это не возможно. Их руки связали алой атласной лентой – не разорвать и никуда не деться друг от друга. Его левую и ее правую. До полуночи. Под общий смех, под песни, под музыку.
Они и танцевали вместе, только вдвоем. В толпе. Взявшись за руки.
Порой забываясь, дергая и едва не падая. Лента немного сбилась и натирала запястье, рука чесалась, но почесать было неловко. От волнения потела ладонь. Все это было совсем не так…
В танце еще ничего, но стоило отойти в сторону или подойти к столу. Один широкий шаг Роналда, и она едва поспевала за ним. Он спохватывался, сжимал ее руку, вел за собой. Он пил много вина. И она тоже. Казалось – так будет проще, но не помогало совсем, только начинала болеть голова. А последний бокал она разлила совсем. Только взяла, отпила немного, как Роналд повернулся в сторону, забыв про нее, даже разжав пальцы, дернул руку. И Адель споткнулась. Опрокинула вино на платье… нежно-голубое. И густо-алое пятно, словно кровь. Роналд поджал губы, и в этом была досада и раздражение.