Страница 105 из 109
Чтобы эксцессов не было, провожу разъяснительную работу со всеми вновь прибывшими. Что мальчик головкой скорбный, за свои чувства не отвечает, это у него родовая травма. Акушерка, сука, не додушила. А вообще, бабы, как-то сами понимают. И наши, и гражданские. Видимо чувствуют. Хочешь - бери, пользуйся. Но! Прямо сейчас и на большее не рассчитывай. Не может оно, чудо это. Именно так устроено. Брак при изготовлении. Любовь без брака.
Я, мазнув ещё на всякий случай по кнехту, к которому вообще никто не прикасался, забрал свою ополовиненную бутылку, и пошел обратно на мостик.
В воздухе уже слышался тихий, комариный зуд - это подлетал самолет.
- Всё, Боня прорезался, садится, - сообщила Холли глуша двигатели. – Иди на ют, отдай оба якоря. Потом поднимем, пусть дрейфует. До ночи далеко, судно по-любому обнаружат. Опасность столкновения минимальна.
Открыв карту морских течений, глубин и прочей ходовой непонятности в корабельном компьютере, она поморщилась.
- Мелковато здесь. Тридцати метров не набирается. Ничего, зато течение приличное, отнесет посудину подальше и ажур.
Посмотрев на мою физиономию, объяснила:
- Я там, из носового трюма, лебедкой Нафаню с Эриком выдернула (соответственно Нарвал и Эрликон – автоматические пушки калибром 20 и 25 мм), плюхнула за борт. Два ящика российских Ф-1, четыре «калаша» и две «эмки». Туда же. Видать Бузибы арсенал был.
Я боднул соглашающе головой и побежал на нос корабля, отдавать всё, что меня попросили.
Как раз в бытность мою на упомянутом носу, приводнилась и подчалила к борту одномоторная Цессна. Причём, надо отдать должное, сделано это было так красиво и элегантно, что не в каждом боевике увидишь. Остановившись метрах в двадцати от борта, самолет заглох. На поплавок выскочил наш сиреневый Боня в шортах и гавайской рубашке. Одним движением сграбастал тоненький, метательный линек, с грузом на конце, и ловко метнул мне прямо в руки.
«Ларек! Что ты на Боню напраслину возводила!? «Ни петь, ни рисовать!», - попенял я Лоредене, закрепляя уже подтянутый трос на корабельный кнехт. - Абсолютно нормальный, адекватный парень. Ловкий мэн».
«Я говорила об ОБЫЧНОМ состоянии. Он сейчас в таком стрессе, как если бы тебя паровоз переехал. Трусит по страшному. Он мне однажды говорил, успокойся, не в постели, я Боню не «пробовала», мы с ним «подружки».
Так вот, ему как-то старая цыганка сказала:
- А что тебе гадать? Не угадаешь. Твоя судьба – химера».
Я пожал оказавшуюся неожиданно крепкой руку, поднявшегося на борт, и мы пошли с ним в нашу каюту. Там собрались все члены группы, вместе с сумками. Бонифаций шел чуть впереди меня. Вот, что я увидел.
Мы только полузашли в выломанную дверь, как Боня тихо вздохнул и мешком осел в обмороке. Всё это отметилось каким-то боковым зрением. Я во все глаза смотрел на Химеру.
- Ой, Бона… - сказала она, глядя на поверженного дважды «бегуна по небу».
И столько в этом «Бона» было детской радости, света, радостного изумления, какой-то всепоглощающей любви… Женской, одновременно материнской, небесной, чудесной, не знаю какой… Я даже обнаружил, что у меня в носу пощипывает.
Она каким-то непонятным движением «перетекла» в наш угол, села в свою нечеловеческую позу, положила Бонину голову себе на колени. И прицеловывая, что-то мыча, бормоча, может напевая… Нет, неправильно, не хватает у меня слов… Скорее уж это напоминало мурлыканье умиротворенной, счастливой кошки. А Боня… тихонько спал, по-домашнему посапывая. У него, даже у спящего, было выражение лица, как у долго шагавшего и достигшего своей цели человека. Хлебопашца, хорошо сделавшего своё дело. Воина, победившего в долгой и затяжной битве. Выражение счастья.
Глаза у Химеры снова стали огромными, «мультяшными» и светились. Никогда не знал, что существует черный свет. Оказывается, бывает.
- Он сейчас очнется. Он устал. Проснется отдохнувшим и выздоровевшим – улыбнулась Хима, почти, как нормальная девушка.