Страница 8 из 20
– А если попроще? – спрашивает Джон.
– Он умер от потери крови, – говорит кто-то у него за спиной.
9
Сын
– Представляю вам доктора Агуадо – это наш судмедэксперт. Она со вчерашнего дня работает на месте преступления, – говорит Ментор.
К ним присоединилась женщина, сидевшая снаружи. Она сняла полиэтиленовую шапочку, и теперь видны ее белокурые длинные волосы, собранные в хвост. На вид ей около сорока. Длинные ресницы, размазанный макияж; в носу пирсинг, на губах усталая улыбка, во взгляде лукавая томность. Руку для приветствия она не протягивает, и Джон ей за это очень благодарен. Руки судмедэкспертов вызывают у него отвращение.
– Потеря крови? Каким образом – от ножевого ранения, от выстрела?
– Убийца ввел ему канюлю в сонную артерию и выпустил кровь, – отвечает доктор.
– Он делал это очень медленно, – добавляет Антония, скорее для себя самой, чем для них. – Спокойно, не торопясь.
Теперь понятно, почему он настолько худой. В человеческом теле циркулирует четыре-пять литров крови. Если ее вылить, останется вот такая пустая скорлупка, как сейчас перед ними. Джона Гутьерреса охватывает волна жалости к этому мальчику при мысли о его последних мгновениях.
– Следов борьбы, говорят, нет. Как же убийце удалось усмирить жертву? – спрашивает он.
– Я взяла образцы слизистой, и там обнаружились следы бензодиазепинов. Это все, что я могу вам сказать, раз вскрытие сделать нельзя.
– Мы уже обсуждали это, Агуадо. У нас нет согласия семьи, так что не надо настаивать, – говорит Ментор.
Джон ничего не понимает. Когда они разговаривали по телефону на лестнице в доме Антонии, Ментор ему сказал, что произошло невероятное убийство, что преступник проник в место, обеспеченное сверхнадежной охраной, а затем скрылся, не оставив следов. Но такого абсурда Джон не ожидал.
Когда речь идет о преступлениях насильственного характера, решение о вскрытии принимают не родственники, а следственный судья. А его, кстати, что-то не видать. В этом расследовании и осмотре места преступления вообще все не так, не по протоколу. Не соблюдается ни Закон об уголовном судопроизводстве, ни установленный порядок. Только судмедэксперт – и все? Никаких вспомогательных подразделений, никаких инспекторов (ну кроме него, конечно)? С чего бы вдруг?
Джон осекается. Ведь самый-то главный вопрос так и не был задан.
– Кто жертва?
Доктор Агуадо ненадолго уходит, а затем возвращается с папкой, из которой достает фотографию высокого худого юноши с кудрявыми волосами и грустным взглядом. Юноша запечатлен на пляже. Он позирует с явной неохотой – что вполне соответствует его возрасту и ситуации. Бессмертный, неуязвимый, беззаботный. Фотография, видимо, была сделана этим летом, заключает Джон. Боже, как же он ненавидит эти фотографии до. Ему невыносимо мысленно соединять образ живого человека, который и не догадывается об уготовленной ему ужасной участи, с этими тленными останками.
Юноша держит за руку девочку лет восьми-девяти: та сжимает пластиковый мячик и улыбается в камеру беззубым ртом.
Эта девочка никогда больше не сможет поиграть с братом, – думает Джон. – Как же они обо всем ей расскажут? Это всегда самое сложное. Посмотреть человеку в глаза и сказать, что его мир разбился вдребезги. И что обратно его никак не склеить, потому что некоторых осколков уже никогда не собрать.
Внизу фотографии Агуадо написала имя жертвы. Джон хочет прочитать его вслух, но тут застревает взглядом на фамилии. Фамилия звучная. Ни с чем не спутаешь.
– Одну секунду. Альваро Труэба. То есть этот мальчик…
– Да. Он сын. Один из них, – перебивает его Ментор. – У вас есть счет в банке его матери, инспектор?
Джон делает глубокий вдох. От осознания происходящего кружится голова.
– В Бильбао в основном BBVA или BBK[9], тут уж у нас свои интересы.
– Надо же, как удивительно, – с сарказмом отвечает Ментор.
Внезапно Джон понимает, почему кондиционер в этом доме включен на максимум. Температура внутри вряд ли больше 13–14 градусов.
– Все это останется в секрете, не так ли? Поэтому-то здесь чертов холодильник. Чтобы тело этого паренька не начало разлагаться как можно дольше. Когда вы с ним закончите, кто-нибудь по-тихому передаст его тело семье. А они всем скажут, что парень утонул в бассейне или что-нибудь в этом роде, и устроят похороны без прессы и без скандала.
– И с открытым гробом. Вы и представить себе не можете, на что способен мотивированный бальзамировщик.
Джон обводит жестом огромную гостиную с драгоценными картинами.
– С такими деньгами и с такой властью можно кого угодно замотивировать, не так ли? Вот вы, с этими вашими дорогими машинами, секретиками, циничными фразочками, чем вы занимаетесь? Подтираете за богачами?
Ментор поворачивается к нему. Губы плотно сжаты, а в мутном взгляде проскальзывает черная тень.
– Значит, вот что вы думаете о происходящем?
– Да я понятия не имею, что тут происходит, вы ведь не соизволили поставить меня в известность. Мне ясно лишь одно: вам насрать на убитого мальчика. Слишком уж вы заняты тем, что… – Джон секунду колеблется и все же выдает штамп: – …блюдете чужие интересы.
– А что, по-вашему, лучше? Быть второсортным толстым полицейским?
– Я, по крайней мере, не прислуживаю никому лакеем.
Ментор смотрит на Джона с любопытством, словно на зверя в зоопарке, выкинувшего неожиданный фортель.
– Прошу прощения, инспектор. Моя работа непростая, и не всегда все выходит так, как хотелось бы.
Джон не очень-то верит извинению. А если точнее, то совсем не верит. Но все же предпочитает притвориться, поскольку в противном случае ему придется дать Ментору затрещину.
– Мы все устали, – говорит Джон. – Да и ситуация не из легких.
– Особенно для вас, ведь вы, можно сказать, работаете впотьмах. – Ментор показывает в сторону Антонии, которая с тех пор едва сдвинулась с места; затем обменивается странным взглядом с доктором Агуадо. – Пока оставим ее тут, инспектор. Давайте выйдем на улицу, я расскажу вам правду.
10
Чаша
Антония Скотт не обратила внимания ни на потасовку, чуть не разыгравшуюся у нее за спиной, ни на уход Джона и Ментора. Целиком и полностью поглощенная делом, она словно впитывает в себя каждую деталь места преступления. Ее взгляд беспрестанно скользит по кругу, останавливаясь на следующих элементах:
– Застегнутая доверху белая рубашка.
– Неестественное положение тела.
– Полное отсутствие крови на дубовом полу, на диване и на индийском, сотканном вручную ковре.
Глаза, руканаколеневдругойбокалнетэтослишком.
– Я задыхаюсь, – говорит она хриплым голосом.
Антония все еще сидит на корточках. Она закрывает глаза, пытаясь не захлебнуться, не потонуть в этом потоке информации. Старается снова вызвать в воображении Mångata, но нет, этот образ очень далеко, по ту сторону кирпичной стены, а здесь совсем другие
[рубашка, тело, бокал на подлокотнике дивана]
образы.
Она думала, что справится и так.
Но нет.
Она не может. Детали наводняют ее, диктуют свои собственные, невыносимые условия.
В конце концов она сдается.
Еще только один раз. Последний раз.
Она протягивает руку. Словно в мольбе.
Доктор Агуадо подходит к ней сзади. В руках у нее маленькая металлическая коробочка, из которой она достает красную капсулу и кладет на ладонь Антонии.
– Принести воды?
Антония не отвечает ни слова, просто сжимает кулак и кладет капсулу в рот. Раскусывает желатиновую оболочку, высвобождая желанный горький порошок, рассасывает его под языком, чтобы химический коктейль как можно скорее впитался в слизистую и унесся в кровоток.
9
Названия банков, имеющих штаб-квартиры в Стране Басков.