Страница 7 из 26
Марк не знал, что ей ответить. Хотелось сказать о многом, но момент, казалось, был не подходящим. Он вертел пустую чашку в руках и молчал.
- Пойдем, - Алена, легко поднявшись, одернула тонкий свитерок. – У меня только одна комната. Но в тесноте, да не в обиде. Это все равно лучше, чем на скамейке в парке, правда?
- Конечно! – заторопился он. – Прости, я, наверное, тебя стесняю.
- Ну, что ты глупости говоришь, я рада безумно. Пошли.
В ее единственной комнате тоже светилась елка. Пока Алена раскладывала клетчатый диван, вынимала подушки и плед, Марк с ностальгией рассматривал старинные игрушки – ядовито-зеленые огурцы, золоченные шишки, присыпанные серебристым снегом, сосульки – гладкие и закрученные в спираль, фигурки цыплят, медвежат и прочей живности, прицепленные на вечнозеленые ветки несуразными железными прищепками.
- Ну вот, - она махнула рукой на диван. – Ты где хочешь спать – с краю или у стенки?
- Мне все равно, - смутился Марк.
- Ну, тогда я у стенки лягу.
И она легла – так просто, будто они спали вместе долгие годы. Не раздеваясь, подоткнув руки под подушку и выжидательно на него глядя.
Марк лег с ней рядом, боясь пошевелиться, и Алена укрыла его пледом. А потом положила ему голову на плечо. Он обнял ее осторожно и так лежал, боясь шелохнуться. Смотрел в потолок, разукрашенный елочными огнями и гадал, что же будет дальше. И не заметил, как уснул.
Глава 3
Мягкий, дымчатый свет затек под закрытые веки. Марк открыл глаза, выпростал руку из-под пледа и взглянул на часы. Десять утра. Начальство, наверное, рвет и мечет.
Странно, но его это не беспокоило. Может быть, потому, что рядом спала Алена. Он посмотрел в ее усталое, бледное лицо, и внутри стало тепло, как от глотка горячего чая. Она лежала на спине, вытянувшись в струнку. Тонкие, словно детские, руки скрещены на груди.
От нее повеяло такой слабостью и беззащитностью, что Марк едва подавил желание обнять ее, прижать к себе, разбудить поцелуями и никогда уже не отпускать ни на секунду.
Может быть, ради нее он сможет сделать то, что не мог сделать ради себя — изменить свою жизнь, стереть ошибки и начать с чистого листа. Он еще не знал, как. Уверен был только в одном — Алену он не бросит. Не теперь, когда снова нашел ее после стольких лет отчуждения и холода.
Но сначала надо решить проблемы. Осторожно, стараясь не потревожить подругу, Марк выбрался из кровати.
Бледное утро развеяло очарование елочных огней. Их слабое помаргивание вызывало раздражение, убогая обстановка комнаты при свете дня наводила тоску. Дряхлый сервант, потертый ковролин на полу, хлипкий журнальный столик. Давно вышедшие из моды обои в цветочек — засаленные, местами в коричневых пятнах, местами - порванные. Пожелтевший, вероятно, от табачного дыма потолок. Двухрожковая люстра - старая и пыльная. Елка в углу точно съежилась и тускло мерцала игрушками.
И тишина — безнадежная, войлочная тишина. Она поглощала звуки шагов, и даже вода из крана, что текла слабой струйкой, журчала еле слышно. Или у него что-то с ушами?
Наспех приняв душ, Марк вышел на улицу и подивился серому безмолвию и пустынным улицам. Нащупал в кармане мобильник. Ни одного звонка, ни одной пропущенной смски. Казалось, мир напрочь забыл о его существовании.
В банке никто не брал трубку, да и гудело в ней как-то странно — хрипло и прерывисто. Он подождал немного и выключил телефон. Жене звонить еще рано. Иногда она встает и раньше — вместе с ребенком, а иногда оба спят до обеда.
Устав ждать транспорта, Марк пошел пешком и скоро понял, что недооценил расстояние. Дорога тянулась и тянулась — однообразная и бесконечная. Он плелся вдоль проезжей части, не узнавая родного города, и за все время его не обогнал ни один автобус или трамвай. Ни один пешеход ни прошмыгнул мимо, а лента шоссе оставалась девственно-пустынной, белесой от холодного тумана, как скованная льдом река.
До банка Марк добрел совершенно обессилевшим. В вестибюле первого этажа грузная, пожилая женщина мыла пол, по-старинке макая швабру с накрученной на нее тряпкой в оцинкованное ведро. И больше — никого. Ни коллег, ни клиентов. Марк обошел здание и вернулся на первый этаж.
- Извините, который час? - спросил он уборщицу.
- Сейчас? - прищурилась она.
Глухая или сумасшедшая? Марк поежился.
- Да, сейчас, - повторил он терпеливо. - Сколько сейчас времени? И где, вообще, все?
- Нет тут никого. Компьютеры у них поломались, все, значит, по домам ушли. И вы идите. Выходной, значит.
- Выходной?
Марк растерянно покачал головой и заторопился прочь от безумной старухи. Он прошел на свое рабочее место, сел за стол и включил компьютер. Экран монитора мигнул и погас. Тут же смолк шум вентилятора и потускнела синяя лампочка на передней панели.
Он сидел и гадал, что случилось. Должно быть, какой-то вирус проник в систему и повредил жесткие диски. Марк плохо разбирался в компьютерах, и в любом случае, это была не его забота. Он подождал, не придет ли кто-нибудь еще, от скуки перебирая бумаги на столе. Пытался звонить — сначала родителям, но у них никто не подходил к телефону. Марк набрал номер жены. Сперва городской — в трубке шли помехи. Затем позвонил на мобильник. «Абонент недоступен», - сообщил бодрый женский голос, в котором Марку почудились нотки злорадства. Просто заговор какой-то. Именно сейчас, когда он абсолютно потерян и не понимает, что происходит, все куда-то пропали.
«Ну что ж, - пробормотал он, - выходной, так выходной. Что толку тут сидеть?»
Взгляд его упал на фото в рамке. Еще вчера это была фотография годовалого Никитки – нарядного, розовощекого и голубоглазого. Сейчас рамка оставалась той же самой — пластмассовой под красное дерево, но снимок изменился. С фотографии Марку улыбалась Алена — не изможденная, какой он встретил ее вчера в парке, и не девочка со светлой улыбкой из его детства. Красивая молодая женщина с грудным ребенком на руках. Второй ребенок, мальчишка лет семи, держится за ее локоть, а с другой стороны его обнимает за плечи Марк. Лица сияют радостью, только младенец смотрит серьезно и хмурит золотистые, как у матери, брови. Фон — размытые березки, не настоящие, а очевидно, нарисованные на задней стене. Фотография явно студийная.