Страница 6 из 26
Она изменилась. Из тонкой, изящной девушки превратилась в худощавую женщину. И улыбка ее стала грустной.
- Не любишь? – растерянно переспросила Алена.
- Ну не то что бы не люблю, я просто сладкое не очень, - забормотал он, одергивая коротковатые рукава джемпера. Всю жизнь его донимали короткие рукава. Надо же было уродиться таким длинноруким уродцем.
Она словно прочитала его мысли:
- Ты такой высокий, рядом с тобой я себя чувствую дюймовочкой.
- Это комплимент?
- Конечно! Женщинам нравятся высокие мужчины. Ты не знал?
- Нет. Мне редко говорят комплименты, - ответил Марк, проходя в кухню, следом за Аленой.
Он присел за квадратный столик у окна и осмотрелся. Скромный пластиковый гарнитур, встроенная плита и раковина. Никаких украшений в виде разделочных досок и прихваток, которые так любят женщины.
Но зато на холодильнике, к которому он сидел спиной, сверкала маленькая искусственная елка, обвитая серебристым дождиком. Марк обернулся, задрал голову и долго разглядывал синие, красные, зеленые и желтые огоньки, от которых металлические нити переливались всеми цветами радуги.
Алена, чиркнув спичкой, зажгла толстую оранжевую свечу в заплывшем воском подсвечнике. Поставила на плиту подкопченый пузатый чайник.
- Уютная кухонька, - сказал Марк. – А почему – фонарики? Ведь сейчас только осень.
- У меня всегда так.
- Ты не убираешь елку после нового года?
- Нет.
Она села напротив, подперев лицо ладонями. Огонек свечи высветил темные круги под глазами, заострившийся тонкий нос и сеточку морщин. Уголки сухих, обветренных губ ползли вниз. А раньше все было с точностью наоборот – она всегда была готова к улыбке, которую он, как идиот, принимал за насмешку.
- У нас на работе есть один парень, - начал рассказывать Марк, - он тоже не любит наряжать елки и потом стаскивать все эти игрушки. Так он знаешь, что придумал? Он свою искусственную елку, прямо так – с игрушками – ставит в кладовку, а на следующий год вынимает. Может и тебе так же сделать?
- Забавно… у меня нет кладовки. И потом – мне нравится так. Я не люблю темноту. В темноте страшно. А с огоньками этими и мишурой как-то повеселее.
Засвистел чайник и хозяка принялась суетиться – заварила чай, выставила на стол варенье в вазочке и блюдо из соломки, в котором сушки соседствовали с печеньем и завернутыми в яркие фантики конфетами.
- Прости, мне больше нечем тебя угостить, я мало ем. Могу целыми днями на печеньках сидеть.
- Да я не голоден, - откликнулся Марк, принимая от нее высокий бокал с чаем. – Чай с удовольствием попью, может он приведет меня в чувство. До сих пор в себя прийти не могу. Все кажется, что сплю и мне снится кошмар.
- Кошмар? – вокруг разноцветных глаз побежали морщинки. – Я у тебя ассоциируюсь с кошмаром?
- Нет, что-ты! Я очень, очень рад тебя видеть! – заторопился он.
- Да я шучу.
- Просто действительно странный вечер выдался и не менее странная ночь.
- Расскажи, что случилось, - попросила она, - макая сушку в чай.
- Да ерунда какая-то. Поругался с женой, ушел из дома… ну как ушел – пошел прогуляться.
- Ты женат?
В ее голосе просквозило едва заметное огорчение.
- Я женат, да. Не очень удачно впрочем. Но это долгая история. Как-нибудь расскажу тебе под настроение. А ты? Ты же ведь не замужем, правильно я понял?
- Уже нет. Я тоже тебе как-нибудь расскажу мою печальную историю. Под настроение. Давай дальше. Про кошмар.
- Да в принципе ничего особо кошмарного не случилось. Просто я зашел в один бар и там ко мне подсела девица, очень похожая на тебя. Попросила угостить пивом…. Неудобно же девушке отказывать, согласись.
- Так ты женолюб, оказывается, - прищурилась она.
- Ну какой женолюб, о чем ты, - рассмеялся Марк смущенно. – Просто не сумел отказать. Не сумел сказать «нет». Меня вообще это качество часто подводит.
- Меня тоже, - эхом отозвалась Алена.
- Вот и поплатился за свою безотказность – она мне чего-то подмешала в пиво и вытащила бумажник. Думал, богу душу отдам на остановке, но меня подобрал какой-то странный трамвай. И потом я бродил и не узнавал родной город… думал, что спятил. Или уснул и вижу бесконечный кошмар. А ты меня спасла. Все, что ни делается – к лучшему.
- Я уже не верю в эту избитую фразу, - печально сказала Алена. – Много всего в моей жизни происходило, и все только к худшему. Может быть, я просто невезучая, кто знает.
- Ну что ты… мы оба с тобой везучие. Встретиться через столько лет. Разве это не везение?
- Это да, - на этот раз она улыбалась той прежней, полузабытой детской улыбкой, - мне очень, очень повезло, что я тебя снова встретила. Я часто думала о тебе. Гадала, как ты и что ты.
- Да?! Ты думала обо мне?
- Ну, конечно. Я же была влюблена в тебя тогда. В школе.
- А почему же ты мне ничего не сказала?!
- Ну как я могла сказать? О чем ты говоришь. Во-первых, я девушка. Во-вторых, ты – мальчик из обеспеченной семьи. И я…
- А что – ты? Я ничего не знаю о твоей семье.
- Да нечем хвалиться. Отец – алкоголик и мама… им забитая.
- Прости.
- Да, ничего. Это все в прошлом. Их давно уже нет. Он свел ее в могилу, да и сам не намного ее пережил.
- Так ты теперь совсем одна?
- Ну, не совсем одна. У меня есть друзья.
- Расскажи мне о них.
- Зачем? Не думаю, что тебе будет интересно.
- Ты обиделась?
- Нет. Нет, что ты. На что обижаться? Просто что-то грустно стало. Знаешь, уже поздно. Тебе еще с утра до дома добираться.