Страница 22 из 26
- И что?
- Задушила его подушкой.
- А зверюшек зачем убивала? Они-то в чем виноваты?
- Ну, дура была... Не знаю. Психолог сказал бы, что у меня — психологическая травма. Из-за брата.
Пораженный ее цинизмом, Марк остановился, и Мира его догнала. Они стояли, молча, лицом к лицу и смотрели друг на друга сквозь летящий снег. Кончик ее носа влажно блестел. По-детски пухлые губы сложились в обиженную гримасу. Этакий агнец в волчьей шкуре. Оскорбленная невинность.
А может, он все-таки несправедлив к ней? Ведь и правда, совсем ребенок, у которого смерть отняла шанс измениться к лучшему?
- Я не психолог, - сказал, наконец, Марк. - И не могу тебе помочь. Мне нужно спасти другого человека, и для этого понадобится весь мой свет.
Она осталась на пустом заснеженном перекрестке, маленькая фигурка с воздетыми в отчаянии руками. А Марк уходил все дальше по незнакомой улице, тревожно вглядываясь в черные, как распахнутые пасти, дверные проемы, окна и проломы в стенах. Его словно влекла тонкая серебряная нить, разлитый в воздухе неуловимый запах счастья. Так птицы, должно быть, летят к родному гнезду.
Глава 7
Он шел и молился, чтобы случилось чудо. «Ведь бывают на свете чудеса, - думал Марк, вступая под темную арку между домами, - на этом или на том... какая разница? У живых так много возможностей, а мертвые могут надеяться только на волшебство, на чью-то нежданную милость...».
И в самом деле — как будто невидимый наблюдатель услышал его мысли — в окнах пятого этажа плавали золотые блики. Не электричество и даже не керосинка, а что-то гораздо более эфемерное. Но не отраженный от снега звездный блеск, а теплое свечение человеческого жилья. Там кто-то был! Марк запрокинул голову и впился взглядом в слабо мерцающий квадрат.
Алена дома? Это было бы слишком хорошо... Но почему не помечтать? Он представлял себе, как его любимая женщина в одиночестве сидит на полутемной кухне. На плите кипит чайник, а на столе, может быть, стоит вазочка с печеньками. Слегка — даже не в пол накала, а в четверть, если не в одну восьмую — золотится крохотная елочка. Призрачный, ломкий свет, такой же хрупкий, как их существование в этом сумрачном мире.
Марк затаил дыхание, наслаждаясь иллюзией счастья. Сейчас он взбежит по лестнице и откроет дверь. Алена выйдет в темную прихожую и скажет... нет, ничего не скажет. Слова больше не нужны. Они просто шагнут друг другу навстречу — Марк и Алена, обнимутся... она положит голову ему на плечо. И пусть вечность катится мимо, как трамвай по рельсам. А симпатичный Харон — тетя Яна пусть с улыбкой помашет им рукой.
А что потом? Да какая разница? В конце концов, счастье — это ведь и есть иллюзия, как и сама жизнь, как любовь, молодость и надежда.
Ступени уходили из-под ног, скользкие, точно покрытые льдом, а может, политые маслом. Перил не было, вместо них торчали гнутые металлические опоры. Марк отсчитывал пролеты по узким оконцам, за которыми клубилась белесая мгла. Казалось, что время остановилось, а точнее — растянулось, как жвачка, бесцветное и безвкусное. И хотелось его выплюнуть — да не получалось.
Дверь в квартиру Алены болталась на одной петле и скрипела, колеблемая сквозняком. Задержав дыхание, как пловец, ныряющий в глубокую воду, он переступил порог и сразу понял — внутри кто-то есть. На кухне скрипел табурет, и что-то позвякивало, как ложка в стакане. Шумел, закипая, чайник. Даже темнота, пронизанная лунными огоньками гирлянд, на миг показалась Марку приветливой и теплой, какой-то уютной, что ли. Как в детстве, в новогоднюю ночь, когда он тайком прокрался в комнату, где стояла елка, в надежде подкараулить Деда Мороза.
Но иллюзия рассеялась, стоило ему шагнуть на кухню. За столом развалился парень в камуфляже и смачно отхлебывал из алюминиевой кружки горячий напиток. Он повернул к Марку хищное узкое лицо с близко посаженными глазами и, раздув ноздри, втянул струйку пара.
- А вот и клиент пожаловал, - приветствовал он гостя. - Ну, входи. Мы тут заждались.
Его напарник — кряжистый мужичок с широким бритым затылком — стоял у буфета в пол оборота к вошедшему.
- Некогда рассиживаться, - буркнул он. - Допивай и пошли.
Мужичок рыскал взглядом по застекленным полкам, вероятно, пытаясь отыскать что-нибудь съестное. Наверное, печеньки, забытые Аленой целый век назад. Узколицый засмеялся и поставил кружку на стол.
- Где она? - выдохнул Марк.
Охотники переглянулись.
- Да уж точно не здесь, - осклабился узколицый.
- Туда, где она, тебе, не попасть. А если попадешь — сам не обрадуешься, - заметил мужичок. - Да ладно, приятель, расслабься, - усмехнулся он, заглянув Марку в лицо. - Мы ничего не решаем.
Они вышли из полуразрушенного, ставшего чужим дома, и гуськом побрели по улице. После вчерашнего снегопада небосклон очистился, и на него даже выкатилось некое подобие луны — серебряная бляха в жемчужном венчике сумеречного сияния. А может, это было солнце — тусклое мертвое светило нижнего мира.
Марк не знал. Он и не смотрел на небо. Его ботинки месили густую снежную кашу, при каждом шаге скрипевшую, точно канифоль. Перед глазами маячила камуфляжная спина охотника. Другой топал сзади, отрезая пленнику возможность к бегству. А если бы тот и вздумал бежать? Куда бы он делся? Бродил бы среди пустых домов и витрин с голыми манекенами, пока не превратился в один из них. Заблудшая, проклятая душа, добровольно отказавшаяся от самого ценного, что только есть на свете — от любви, жизни, возможности хоть как-то изменить свою судьбу.
- Куда вы меня ведете? - спросил Марк.
- Узнаешь, - не оглядываясь, бросил узколицый.
Пленнику в этом коротком слове послышалась угроза. Хотя, возможно, он сгущал краски — на самом деле голос охотника звучал бесстрастно, даже скучно. Сколько таких людишек стало его добычей? Наверное, не счесть. Марку шаталы представлялись существами бессмертными, живущими с начала времен.