Пустыне снится снег

– Ты впускаешь их в себя, когда мы танцуем, – с улыбкой напомнила наставница. – И у тебя хорошо получается, между прочим. Шесть лет – небольшой срок, но ты талантлива. Двигаешься намного лучше, чем многие мои соотечественницы.

– Спасибо за похвалу, – смутилась я. – Из твоих уст она всегда особенно приятна. Кстати, я хотела уточнить о выступлении… Мне обязательно там быть? Нельзя кого-то другого отправить? Я же не туара.

– Если бы не твои глаза, была бы очень похожа.

Напоминание о моей внешности всколыхнуло неприятные воспоминания. В детстве меня всегда дразнили «пустынным жирафом» из-за каштановых кудрявых волос, смуглой кожи и длинной шеи. Подобная внешность была также нетипична для раданки, как для туаров были редкостью русые волосы. Ильрэз была права – единственное, что меня спасало, это очень светлые голубые глаза. Правда, будь я кареглазой, выглядела бы не так странно, и не притягивала бы разных подозрительных типов, которых так и тянуло познакомиться с «мулаткой».

– Поедешь обязательно, – сказала она с деланной строгостью. – Кому, как не тебе, представлять мою школу?

– Знаю. Прости. Меня каждый раз перед выступлением переклинивает.

– Боишься, что снова кто-нибудь прицепится? – спросила она с хитрой улыбкой.

– Ага. Как в прошлый раз.

– Помню, помню. Богатый туар искал вторую жену. Он, кажется, и угрожать пробовал?

– Ну да. Говорил, что если я не соглашусь на брак – он меня «исключит» из академии.

– Но не исключил же! – усмехнулась женщина.

– За что тебе большое спасибо. Кстати, до сих пор не пойму, что ты такого ему сказала?

– Не важно, – махнула рукой Ильрэз. – Давай-ка лучше бери меч и приступим.

Ритуальные танцы подразделялись на множество Разговоров. Были простые – когда человек говорил с чувствами других людей, совмещая основные элементы и создавая множество новых узоров, и более сложные, когда происходило взаимодействие с силами стихий. Тот же каменный танец был строг – ничего лишнего, ни шага не туда, а вот Разговор с Воздухом каждый переделывал по себя. Однако самыми трудными считались «темные» и «светлые» танцы. Разговор с Солнцем мне давался легко, но Луну я любила еще больше. Высшим же достижением было обуздать Пустоту и Страх, и я еще не приступала к их освоению. Что мне нравилось в шахрэ, так это красивейшие костюмы, возможность использовать разные предметы, в основном оружие, и сложные движения, включавшие прыжки, перевороты и стойки. За долгое время у меня бывали и травмы, но я не помышляла о том, чтобы бросить. К тому же Ильрэз была прекрасным учителем и моей старшей подругой. Я не представляла себе жизни без танцев и без нее, так же, как не могла отказаться от мечты побывать в столице Туара – Драханде.

Мы начинали индивидуальное занятие в семь, а в восемь приходили остальные ученицы. Ритуальные танцы были в этом году на пике моды, и набралась большая группа из пятнадцати человек. Я знала, что из них едва ли половина останется до конца года. Чтобы удержаться в шахрэ, нужно было не только минутное желание быть «в тренде», но и готовность трудиться до изнеможения в зале и в выходные продолжать отрабатывать мельчайшие нюансы дома, в частности, отрабатывать растяжки. Я привыкла, стоя в душе, пританцовывать, а, возвращаясь домой с работы, обычно всегда делала особую разминку для кистей и пальцев.

– Танец – это все сокровенное, что в вас есть, – говорила Ильрэз. – Шахрэ не просто показывает силу внутреннего «я», не только учит быть привлекательной. В первую очередь это разговор с собой, а уже потом – красота, жизнь, великолепие. Поэтому вы танцуете не столько наружу, напоказ, сколько внутрь, для себя и утоления собственных жажд.

Она была права, но я ощутила это внутренне движение только года через три. До этого просто занималась, радуясь, что получается все лучше, и мечтала когда-нибудь продемонстрировать свое искусство тому, единственному мужчине, который будет видеть всю меня, а не только лишь красоту тела…

Но любимого человека у меня не было по сей день. Не потому даже, что я не искала. Все дело было в прошлом неудачном опыте, хотя правильнее было бы называть его чудовищным. Мне не хотелось вспоминать о том человеке, из-за которого у меня родилась самая настоящая фобия прикосновений. Избавиться от нее не выходило вот уже несколько лет, и всякий раз, когда новый знакомый брал меня за руку, я чувствовала внутреннюю дрожь, ничего общего с радостным возбуждением не имеющую. Постепенно вошло в привычку всем давать от ворот поворот, тем более что мне нравилась приятная упорядоченность собственной жизни.

Продолжая разговор с Солнцем, я радостно улыбалась. Ласковое тепло согревало плечи, лучи струились сквозь пряди и касались щек. Вот они, энергии, в которые я не верила, но которым доверяла. Моя магия, волшебство, создаваемое с удовольствием и без усилий. И, как всегда отрабатывая движения в дальнем от входа углу, я не сразу ощутила всеобщее волнение, но, обернувшись, остановилась, как и прочие ученицы.

В дверях стоял мужчина, и к нему с приветливой улыбкой уже спешила Ильрэз.

– Гаяр, дерзкий мальчишка! Ты мне сейчас урок сорвешь!

– Прости, Илли. Не удержался. Ты ведь знаешь, какой я нетерпеливый.

– «Срывать урок» определенно есть чем, – прошептала моя соседка. Ее подруга возбужденно захихикала, а я присмотрелась к незнакомцу.

Он был черноволосым, темноглазым и смуглым – чистокровный туар, как и моя наставница, вот только Ильрэз ему в подмышку дышала. Стройный, широкоплечий, с чарующим взглядом, он показался мне самым настоящим древним магом, вот только его колдовство было совсем не таким, как мое. И хотя я никогда не понимала озабоченности красотой, теперь сама же с интересом разглядывала мужчину, осознавая, что за ним наверняка бегают стада назойливых поклонниц.