Пустыне снится снег

Как Гаяр и предупреждал, город оказался парализован на целую неделю. Сколько бы снега ни убирали, на его место тотчас падал новый, и куда-либо добраться стало чрезвычайно сложно. Особой популярностью пользовались лыжи и санки, а еще снегоходы. В метро стало не протолкнуться, но даже с его помощью не все могли попасть на работу, и власти города призывали «не поддаваться панике».

 Однако больше всего страдали нуждающиеся и пожилые. Больницы не могли довезти пациентов, полицейские не могли добраться до хулиганов, люди в возрасте вообще никуда попасть не могли – дворники не справлялись со снежными заносами, а лезть через сугробы высотой по пояс не всякий был способен. Многие жильцы расчищали дороги своими силами, но это был неблагодарный труд. И только к пятнице погода немного успокоилась, и можно было надеяться попасть в спорткомплекс.  

Гаяр и Кэсьен все это время жили с нами – надо сказать, с радостью. Мы привыкли смотреть вместе фильмы, готовили и ели тоже вместе. Правда, Гаяр был совершенно не приспособлен к ручному труду, его приходилось всему учить. Кэс даже назвала мужчину избалованным богачом, и он, не обидевшись, расхохотался.

– Есть немного. Я ведь даже свои рубашки не глажу и не стираю дома.

– Ну, трусы-то хоть не отдаешь в химчистку? – усмехнулась девушка.

– Грубиянка! – со странной, ласковой интонацией отозвался Гаяр, и с этого момента стал учиться сам себя обслуживать.

Что бы он там ни говорил мне о мытье кабинетов, а сам явно привык сваливать на других работу по дому. Вот Ашри умел практически все, хотя и он предпочитал доверять многие дела «профессионалам». Хотя готовили мы обычно вместе, потому что Кэсьен, как выяснилось, предпочитает простые перекусы.

– В общежитии я частенько не успевала ничего сварить. Да там и не наготовишься, все время кто-нибудь наглый найдется – съест и разрешения не спросит.

– Научиться всему можно, – пожал плечами Гаяр.

– Вот ты и учись, а я съем бутерброд.

Она не хотела ни от чего зависеть, и, подозреваю, нарочно выставляла себя перед Гаяром в худшем свете. Хотела было пойти на пробное занятие по шахрэ со мной, но передумала и осталась одна дома. Гаяр решил поразмяться вместе с Ашри, и мы расстались возле раздевалки.

Интересно, что в этот раз у меня сразу начали получаться сложные движения, хотя это был лишь фундамент – конструкция самого дома все еще оставалась шаткой. Я падала, вставала, пробовала снова. Разговор с Пустотой был заполнен сложными элементами, половина которых казалась невыполнимой. Я и не подозревала, что должна буду стать еще пластичней, еще гибче, еще стремительней.

– Настоящее учение начинается сейчас, – сказал Ильрэз с улыбкой, когда я потирала ушибленное колено. – Не торопись. Вдохни глубже. Чувствуй…

Хотя слова и не лились, как прежде, во мне снова появилась устойчивая уверенность в успехе. Сколько бы ни потребовалось убить на танец времени, я его осилю.

– Это очень важно, – сказала Ильрэз, когда мы прощались в раздевалке. – Ты должна трудиться усерднее, Мира.

Она еще никогда не была так серьезна, и я насторожилась.

– Но почему это важно?

– Потому что это твоя судьба. Ты мне доверяешь?

– Да.

– Тогда продолжай работать над стойками и прыжками дома, если есть возможность.

Я пообещала, зная, что наставница неспроста настаивает. Однако вовсе не ее таинственность будоражила мое воображение. Все налаживалось, и я жила предвкушением скорого путешествия. Когда снег перестал терроризировать город, мы с Ашри без проблем оформили пропуск и навестили родных, чтобы сообщить им, что отправляемся в недолгое путешествие.

Но прежде чем срываться за границу, мне стоило подобрать подходящую одежду.

– Сама понимаешь, лапка, в джинсах и куртках на Туаре будет не слишком удобно.

– Знаю, но где у нас можно найти достойных мастеров, чтобы сшили свитан?

– Я знаю одного.

Мы говорили о корсетном широком поясе, который был обильно украшен и сообщал всё о социальном положении женщины: возраст, род, свободна ли она, а, если замужем, то за кем и сколько у нее детей. Его носили поверх легких шелковых платьев, непременно длинных, а на голове должна была быть повязка-кана, которая скрывала большую часть волос. Всё вместе это смотрелось красиво и гармонично, но проблема была в том, что современные девушки не знали меры, из-за чего пояса превращались в полноценные корсеты со стразами, платья становились столь откровенными, что открывали не только руки, но и большую часть груди, к тому же разрез должен был быть непременно от бедра, а повязки и вовсе не учитывались, хотя они и символизировали женственность и чистоту. Их, правда, можно было не носить, если давал разрешение муж, но я знала, что туарки предпочитают скрывать волосы, тщательно их заплетая.

Мы приехали в тот самый торговый центр, где прежде я смаковала мороженое, и Ашри уверенно повел меня к эскалатору. Снова его пожатие было крепким, и я жмурилась от удовольствия, что вскоре нам представится возможность остаться наедине. Нет, Гаяр и Кэсьен не мешали нашему уединению, но за время снегопада на работе и у меня, и у Ашри накопилось много дел, и мы очень поздно возвращались домой, чтобы сразу лечь спать. Думаю, у мужчины были силы на любовь, но он жалел меня, вареную и ничего не соображающую. Освоив новый компьютер, я к середине недели так напереводилась, что продолжала делать это даже во сне.

И теперь была безумно рада посвятить утро субботы приятным хлопотам. Мы вылетали во вторник рано утром, и за выходные много чего предстояло успеть. В частности сходить к Тане и немного привести в порядок кожу и волосы.

Пока мы добрались до дальнего отдела на третьем этаже, Ашри успел устать от постоянного и назойливого женского внимания.