Страница 135 из 229
Музыка, стучит в едином с сердцем ритмом, нарастает.
Жрицы вышли на ступени храма, разбрелись по первым трем террасам и начали танцевать. Прекрасные, черные, как крепкий кофе со сливками с золотыми крупинками – у них белые юбки из сотен длинных шифоновых лент, дребезжащие браслеты и ожерелья, кольца и серьги. Они все в масках, скрывающих левую половину лица – золотых, конечно. Длинные-длинные, до пят, волосы прикрывали обнаженную грудь, струились в белых складках ткани.
Жрицы танцевали – отрепетированно, жутковато-синхронно, и от их движений провода словно вибрировали, разгорались, а ленты юбок наливались золотым светом.
Жрицы пели песню-молитву – мне непонятную, но люди вокруг приходили в экстаз...
Хоук что-то там рассказывал.
Но я и так видела, что за магия здесь творится. Храм – что огромный артефакт, танцы – что, активируют его. Вытягивают крохи магии из мира, из людей... да, быть может, перерабатывают и отдают обратно. И вот вам богатства халявные и какие-то желания из молитв к Златоликому Богу исполняются, должна же эта энергия куда-то тратится... чтобы можно было продолжать ее брать. Извращенный замкнутый круг. Нечто такое, глубоко неправильное, что я задрожала от отвращения. И солнечные ленты под ногами мне виделись гадкими червями, и хотелось просто броситься прочь... Я сдернула с шеи врученный местной таможней амулет, отбросила, как ядовитого паука.
Прижалась к Хоуку.
– Что с тобой? – он встревоженно убрал прядку с моего лица. – Я думал тебе понравится... пусть есть и обратная – темная – сторона, но красивое зрелище...
Я покачала головой. Он пусть и знал, но я-то чувствовала.
Я слишком чувствовала магию. То, как покалечен этот мир. Я вспоминала страшилки Вальдора – и мне было сейчас по-настоящему страшно. Магия – чистая энергия – забиралась; магия – овеществленное намерение-желание – отдавалась. Но какая-то часть исчезала без следа.
Камень на моей груди обжигал.
И пелена вдруг спала.
От нахлынувших эмоций, от бьющих прямо в сердце образов, от развеявшегося тумана на воспоминаниях я чуть не упала наземь. Вцепилась в Хоука, как в спасительный круг, прикусила, почти до крови, язык – чтобы не завыть.
Картинки и эмоции мелькали и мелькали.
Мой дом – мой старый дом, который я давно уже домом не считала... но сердцу видней.
Разодранные у карнизов пожелтевшие обои в комнате, где прошло мое детство – папа подарил когда-то волнистого попугайчика на день рожденье, вредного, глупого... я так плакала, когда он умер... сильнее, чем когда папа ушел...
Моя любимая красная кружка с отбитой ручкой – я выронила ее на пол, когда мама сказала, что никогда меня не простит – за чертов брак, за самую ненавистную ошибку...
Клематис, обвивающий решетку на балконе – крупные фиолетовые цветы, на них я смотрела, чтобы не встречаться взглядом с матерью... когда впервые, через три месяца после развода, соизволила вернуться домой и сказать, что она была права...
Лица братьев – фотографии из вконтакта... Голос мамы – уже год только из телефонной трубки...
Мы так давно не виделись, ни касались друг друга... Наша – моя – такая неправильная обида, непрощение. И я делала вид, что остался просто долг – деньги семье на жизнь и лечение... Благородная Яна. Твердила, что ради семьи – пусть и покинутой – я всегда готова на все, и так оно и было...
Только я почти на два месяца об этом позабыла. Забыла о том, как и почему мне это важно. Забыла о паре вещей, что были одними из причин моего согласия учиться в академии: стипендия, что решала все проблемы с деньгами для семьи, и желание, которое помогло бы все наладить – помириться. Такое наивное желание, что и признаваться в нем даже самой себе было стыдно.
Но я стала учиться – и все это на долгие недели стало неважным.
А теперь все старые привязанности в родном мире – вспыхнули с новой силой. Завеса вокруг академии, что – я ведь знала об этом! – приглушала связь с родным миром, чтобы студенты полностью могли погрузится в мир магический, потеряла надо мной силу.
Я истерично рассмеялась.
Да, чувствовать – это совсем не то, что знать.
Хоук успокаивающе сжал меня в объятиях, зашептал – голос его дрожал, так же, как мое тело:
– Тихо, тихо, дорогая. Ты чего это? Давай, пойдем, отсюда, поговорим, успокоишься...
Я как заведенная качала головой.
– Просто верни меня в Академию...
Мне нужно – очень-очень-очень нужно – было увидеть родное, земное лицо.
– К Кеше... мне... живот заболел, хочу зелье какое взять, а в лазарет не хочу, там зелья ненадежные, там. говорят, целительница сомнительная, – я сама не понимал, что несу.