Выбор

— Формально, я не в отношениях. Я помогаю своему другу, потому что хочу быть ему хорошим другом. Ты разве не сделал бы что-то для своего близкого человека?

— Всё зависит от обстоятельств.

— Его родители старой закалки. Слишком консервативные. Не принимают ничего нового.

— Любовь остаётся любовью. Кем бы ни был другой, ты не можешь любить его из-за пола, религии, мировоззрения или воспитания. Либо принимаешь и понимаешь полностью, либо нет. Родители рано или поздно смирятся и примут выбор, если увидят его счастливым. Им уже не будет важно, кто рядом с ним.

— Не всегда так, Эйден. Для некоторых традиционный брак превыше всего.

— Что ты будешь делать, если они потребуют внуков?

— Надеюсь, к тому времени всё уже поменяется, — рассеяно произносит она.

— Если нет? Что ты будешь делать? Но дело даже не в этом.

— А в чём?

— В том, готов ли второй человек идти и принимать это. Хочет ли он скрывать ваши отношения на протяжении неизвестного количества времени. Это легко растянется в года.

— Ты бы смог?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не буду заменой и временным утешением. Либо со мной, либо со всеми.

— Это уже условия.

— Это не условия. Это вполне нормальное желание: быть единственным. Я не говорю о том, чтобы быть только со мной, где отказываешься от друзей, семьи и всего, что любишь. Я говорю о том, что в отношениях этот человек только со мной.

— Получается… между нами ничего не может быть?

— Получается, что нет.

— Ты не отступаешь?

— Нет.

— Я думала, что… — посмотрев куда-то вдаль, Эмма находит мой взгляд. — Я ошиблась?

— В чём?

— Я думала, что между нами, что-то есть. Не знаю… может, искра? Симпатия? Ты говорил о понимании.

— Говорил. И говорил, что должно быть понимание и принятие, а я не принимаю такой формат. Это практически то же самое, что и его родители. Они не желают принимать его ориентацию, я не желаю принимать подобный формат отношений.

— Скажи, я ошиблась?

— Ты же знаешь, что нет. Ты прекрасно видела и слышала всё в квартире.

Сделав шаг ближе, она переводит взгляд на мои губы, но тут же отводит глаза.

— Я хочу услышать от тебя.

— Что-то есть, но я не отказываюсь от своих слов. Возможно, Картер согласится, но не я.

— Но я не пошла к нему. Я ждала тебя.

— Эмма, услышь меня. Пока ты в отношениях, даже если фиктивных, я не буду тебе никем.

— Даже другом?

— Ты же понимаешь, что это невозможно. Нельзя быть другом там, где есть что-то большее.

— Это глупость. Можно.

— Сейчас ты убеждаешь себя.

— Я не убеждаю себя. Я в этом уверена. Можно любить человека и быть ему другом, опорой и поддержкой.

— Нельзя. Ни к чему это не приведёт.

— Но я не хочу, чтобы мы были друг другу никем.

Коротко и горестно улыбаюсь.

— Мы и были никем. Ты один раз пришла ко мне, потому что тебе было плохо. Неважно, по какой причине ты пришла именно ко мне. Совпадение, что я был там, что я вообще там живу. Я рад, что ничего не было.

— Ты врешь, Эйден. Было всё, даже больше, чем секс. Это гораздо важней.

— Может быть, но ничего не меняет.

Её плечи опускаются, а лицо мрачнеет.

— Поверить не могу, что упрашиваю парня дать мне хоть какое-нибудь общение. Почему ты не можешь хоть раз поступиться?

— Потому что не хочу чувствовать себя ущербным, не хочу ущемлять себя. Не хочу понимать, что моя девушка живёт с парнем. Не хочу понимать, что она может поцеловать его, даже если он гей и это только для подтверждения их отношений. Не хочу понимать, что они могут спать в одной кровати, не имея друг к другу влечения, важен сам факт их пребывания там. Не хочу каждое утро просыпаться и засыпать с мыслью: «А что, если они…». Это не отношения, Эмма, это самоистязание и мучения, даже если для тебя это не так. Я могу чем-то жертвовать, но и себя уважаю. Я не готов быть вторым.

— Ты не будешь вторым.

— Зачем ты уговариваешь меня? Это я должен быть тем, кто проявляет к тебе интерес и внимание.

— Потому что ты важен и нужен… Я могу забыть про гордость.

— Ты видела меня пять раз за всю жизнь, и практически три из пяти ты не разговаривала и не знала меня. Формально, два, но если бы наш столик отслуживал кто-то другой, то было бы три.

— Это не мешает мне что-то чувствовать к тебе.

— Не мешает, но мне мешают твои отношения. Я не могу. Услышь меня: я так не могу.

— Друзья, Эйден…

— Не бывает таких друзей. Я не хочу поддаться соблазну, а это и есть соблазн.

— Я… больше не могу что-то сделать. Наверно, ты прав, и скоро я это пойму.

Улыбка, которую она явно выдавливает силой, ничто иное, как злые шутки судьбы. Смотрю на отделяющийся силуэт Эммы, и не понимаю, что чувствую в этот момент. Словно совесть и желание уселись на плечи, и теперь шепчут на уши свои наставления. Желание метает гневные проклятия и говорит о том, какой же я идиот, а совесть поглаживает по голове, говоря, что так правильно. Но что на самом деле правильно?

Глава 5

Эмма

Прижатая спиной к холодной стене, я старалась не плакать, потому что это ничем не поможет. Это пройденный путь. За слёзы получу лишь вдвое больше. Даже дыхание оставалось ровным, либо я старалась держать его в прежнем ритме, пока сердце грохотало в груди.

— Ты снова опоздала, Эмма, — кряхтел мой папа. — А я говорил, что ты должна приходить не позже шести.

— Нас задержали на уроках, — голос не дрогнул, но вот-вот мог подвести.

— Это ложь, — вскрикивает он, за словами следует пощёчина, отрезвляя и без того трезвое сознание.

Кожа горит, но руки остаются в прежнем положении: по обе стороны талии. Я привыкла. Я снова вытерплю. Ещё немного, и это закончится, нужно лишь немного потерпеть. Мириться с положением было тяжело, но сейчас стойко переношу условия выживания. Я провинилась. Даже если не по своей вине, это не отменяет факта опоздания. Это за дело, — так я повторяла каждый раз, когда получала новую порцию так называемых воспитательных мер.

Глаза янтарным цветом светятся от ярости. Их переполняет гнев, наливает кровь и некая доля ненависти. В такие секунды чувствую себя ничтожной букашкой. Стоит издать звук, и прилетит ладонь, добавив ещё больше боли. Глаза прожигают слёзы, но я категорически запрещаю им обнародовать себя. Я практически не шевелюсь, превратившись в предмет интерьера.

— С кем ты была?

— Я была на уроках.

— Брехня! — вылетающие слюни остаются на моём лице, я бы с удовольствием вытерла эту мерзость, но оловянный солдатик, которым являюсь сейчас при помощи силы давления руки и ноги папы, не позволяет это сделать.

Секунда, и отлетаю в сторону с такой приложенной силой, что начинает кружиться голова. Чудом удаётся удержаться на ногах. Рука горит. Её словно на живую вырывают из тела. Ещё немного, и она действительно оторвётся, если снова станет опорой для того, чтобы схватить и оттолкнуть в сторону.

— Ты плачешь! — рыча и ссутулившись, произносит он.

— Нет, — тут же отрицаю, но понимаю, что по щекам струятся слёзы.

Не оказываюсь оленем в свете фар, бросаясь к лестнице, чтобы добежать и скрыться в комнате, но запястье оказывается в жгучих тисках. Затылком ударяюсь о стену, и звук бьющегося стекла дребезжит по обе стороны головы. Это рамки. Стекло из них снова разбилось вдребезги, а деревянные оправы скорее всего могли треснуть из-за очередного удара о лестницу.

Жмурюсь и немного приоткрываю глаза.

Быстро скольжу взглядом по стенам с цветочным принтом, расписанным вручную и стираю капли пота со лба. Это не был удар о стену. Я упала с кровати и ударилась, тем самым, порождая воспоминания. За дверью шум, напоминающий сбор осколков с помощью веника и совка.

Поднимаюсь на ноги и выглядываю из-за двери.

— Я сегодня же куплю новую, Эмма, — подняв голову на скрип петель двери моей комнаты, Жак с сожалением смотрит на меня.