Бунтарь

«Прошла неделя после случая с Малинковской. Этот момент с надсмотрщицей, добил меня. Я давно догадываюсь о не идеальности нашей жизни. Я знаю, что от нас, обычного населения есть тайны, и их много. Глаза Малинковской целый день еще мелькали передо мной, да и теперь будут мелькать. Ее взгляд, что-то хотел сказать мне важное, не знаю, что, он был таким загадочным. Малинковская… теперь я ее вряд ли увижу. Ее слова «ты другой, иди за рукой» что они значат? Что за бессмыслицу она мне сказала? Почему Малинковская так себя повела? Были ли раньше такие случаи? И сколько их было? Может быть, я себе придумал важность этого случая?

Сказать кому-то о том, что я увидел, не могу, повсюду стоят локаторы и видеошпионы. Вся наша жизнь под полным контролем. Чувствуешь себя голым, абсолютно голым, потому что вся твоя жизнь как на ладони. Если кто-то из уполномоченных полицейских захочет посмотреть мою жизнь, ему ничего не стоит. В архиве, которым заведует всевидящая Теневая Служба, есть все мои беседы с надсмотрщиком, с тех самых пор, как я только научился разговаривать. История болезней и ежемесячные визиты к врачу тоже есть в архиве. Даже, когда я просто иду по городу, мое движение можно отслеживать по встроенному в правую руку чипу, который вводится с самого рождения, как прививка. От чипа остается небольшой шрам в виде того, что был раньше на левой руке у предков, только тогда делали настоящую прививку, наверное.

Нас всех клеймили, нас загнали в рамки. Каждый шаг на улице контролируется видеошпионами, через километр стоят полицейские посты. Слова, движения — все под жестким наблюдением.

Почему я раньше не раздражался от всего этого? Мне бывало не комфортно от жесткого контроля, но теперь я чувствую не только дискомфорт, я чувствую себя пешкой… да пешкой! Короли ведут свою игру, они манипулируют нами обычными людьми, они знают все и скрывают от нас то, что посчитают нужным. Неужели мы не имеем права знать правду?

Через два месяца мне исполнится двадцать два года, значит я стану полноправным. Школа теории будет позади, зато впереди четыре года практики в Академии. С нетерпением жду отметки в своей биокарте о том, что я полноправный. Ведь с новым статусом я смогу выходить за пределы своего района, я смогу увидеть много нового.

После визита к надсмотрщице меня одолела мания. Мне все время кажется, что все локаторы и видеошпионы направлены на меня. Даже приходя домой, я нервно осматриваю квартиру, не торчит ли где жучок? По функционалу[1] вообще перестал разговаривать, потому что я уверен — меня прослушивают. Я не могу понять одного, почему мне запретили говорить о Малинковской? Может, не хотят портить имидж нашей великой Республики, да, скорее всего. У нас же все хорошо, все идеально.

В общем, я запутался. Я смотрю на все другими глазами и чувствую одиночество от того, что не могу поделиться ни с кем своими мыслями, не потому что не с кем, а потому что запрет. Все, надоело писать, надо ложиться спать, завтра ведь выпускной вечер. Не знаю теперь, когда загляну в дневник, докатился до того, что начал писать в дневнике. Просто накопилось, а сказать никому не могу, может, это все ерунда и временное помутнение, но на сегодняшний момент я в смятении».

Слуцкий сохранил созданный файл, как «Мысли», и выключил свой электронный блокнот. Он еще долго не мог уснуть, думая о Малинковской, вспоминал до мельчайших подробностей последнюю с ней встречу. Он очень сожалеет о том, что так ужасно поступил с девушкой, которая ему безумно нравится. Его не смущает то, что она старше его. Он разбит из-за того, что лишился мечты. Может, она никогда бы его и не полюбила, но ему хватало и того, что раньше он мог просто видеть ее, а теперь у него навряд ли будет такая возможность. Порой, он даже специально хулиганил, чтобы встретиться со своей любимой надсмотрщицей.

Долго Слуцкий не задумывался о жизни, потому что о его жизни задумывались другие. Но после того, как его определили в архитекторы, не прислушавшись к его желанию, он обозлился. Ведь он так хотел быть полицейским. А сейчас он как никогда понял, что хочет решать все сам, делать то, что хочет он. Он не просто хочет правды, а хочет ею владеть. У него возникла ревность, обычная ревность. Слуцкий так мечтал быть тем, кто знает республиканские секреты, тем, кто во благо граждан не говорит этой самой правды. Он хотел стать полицейским, хотел стать агентом Теневой Службы, но его желание обрубили, его выкинули из общества защитников. Люди, на которых он смотрел с восхищением, не приняли его в свое общество, его определили в архитекторы, ему суждено быть обычным рабочим, обычным гражданином Республики. И теперь его ревность перерастает в нечто другое, в антимечту, он становится тем, от кого хотел защищать свою родину, своих близких.

И если раньше его дни были насыщены событиями, то эта неделя насыщена лишь размышлениями. Его друзья, с которыми он встречался каждый день, так же были озабочены отсутствием друга, и стали обижаться на него. Ведь футбольная команда любителей лишилась игрока, в ночном клубе стало скучно, и никто не мог понять, что творится с Лео. Он закрылся в своем мире и как всегда решает свои личные проблемы сам.

Налюбовавшись образом Малинковской на фотографии, которую он удачно стащил со стенда в полицейском здании, Лео положил фотографию под подушку и заснул. И кто бы мог подумать, что знаменитый любимчик женщин на самом деле такой сентиментальный.