Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 26

На середине жизни — развилка двух дорог.

Я слышал мудрого слова,

Как выбрал он тропу, что хожена едва

И изменить потом уж ничего не мог.

— Ларри Норман —

 

 1 

      Прислушиваясь к звонкому стуку ледяных бусин града, я наблюдала за тем, как пейзаж за окном медленно, но верно скрывался под туманным пологом. К несказанному своему восторгу, я поняла, что еще немного — и я стану узницей ледяной тюрьмы. 

      Ах, какая это радость, когда буря, снегопад или ледяной дождь нарушают привычный ход вещей. В отличие от болезни, претерпевать которую приходится в одиночку, непогода так или иначе касается всех без исключения. Я почти слышала облегчение, с каким задышал Лондиниум и его окрестности, которым Природа, вмешавшись, позволила отвлечься от утомительной человеческой суеты. Нежданное освобождение от тягостной необходимости что-либо делать, от тирании легионеров Вортигерна, бесконечных обысков и досмотров, разбоя и поджогов наполняло моё сердце весельем и триумфом. 

      Старинная легенда обретала реальные очертания и становилась былью. 

      Если старик и знал имя истинного короля, то предпочитал держать его при себе. Он вообще не слишком жаловал имена, которыми одни люди нарекали других. Я же узнала обо всём в день, когда клубы густого чёрного дыма поднялись над юго-западной частью города; горел бордель и все близлежащие постройки. Сэйв рассказала, о чём болтали все в округе, а я смеялась и отвечала с издевательским насмешничеством: 

      «Храни, Боже, царствие нашего истинного короля, ведь без иного вмешательства оно обречено. Что это будет за королевство, во главе которого встанет Артур, будь он хоть тысячу раз Пендрагон?». 

      И всё же что-то внутри меня с трепетом отзывалось на эту новость. 

      Дух восстания и предчувствие великих перемен захватили всех, и город превратился в водоворот кипучей деятельности. До той поры, пока не вернулась буря. 

      Я наслаждалась красотой окружающего мира, охваченного сражением со стихией. Все вокруг поглощало свет, внося свой вклад в величественное завершение уходящего дня. Ветви деревьев в низине склонились совсем низко, и я подумала, что какая-нибудь из них непременно сломается, если ветер ещё усилится. 

      Мир был восхитителен, мрачное торжество бури заставило меня ненадолго забыть о гостях, которых я ожидала. 

      Артур шёл ко мне, ненастье вело его, укрывая от погони и пряча от любопытных взглядов. Это была опасная затея, нечто вроде вызова, брошенного стихии. Артур размахивал руками в попытке противостоять грубому напору ветра, а тот только смеялся ему в лицо. 

      Я смотрела на него замутнёнными глазами бури. 

      В какой-то момент Артур уже было подумал, что заплутал, и тогда я приспустила полог пелены. Густой туман ещё не успел рассеяться, но теперь было достаточно света, чтобы разглядеть каменный мост, аркой перекинутый через неширокий поток, бежавший вниз к мерцавшему примерно в четверти мили отсюда озеру. 

      Заметив озеро, Артур вспомнил обо мне, взмыленной и раскрасневшейся, распластанной под ним. Я рассмеялась, и ненастье отозвалось новым сильнейшим порывом ветра, от которого перехватывало дыхание. 

      Еще несколько поворотов, и Артур вместе со своими людьми выбрался из леса на поляну. На дальнем ее конце, чуть ниже по склону, они наконец увидел хижину. С немалым усилием переставляя окоченевшие ноги, они побрели к дому, посрамленные силой ветра и земного притяжения. 

      Артур первым преодолел последние сто ярдов, поднялся на крыльцо, и я распахнула дверь прежде, чем он успел занести кулак для удара. 

      Помещение в один миг заполнилось вымокшими и продрогшими мужчинами, кое-кто из них был знаком мне, а кого-то я видела впервые. Тёмные тени закрутились вокруг меня, взволнованно переговариваясь. Огромный мавр втащил внутрь грузного мужчину, в котором я тут же узнала Кабана. Не испросив разрешения, Артур одним небрежным движением смёл всё с кухонного стола и жестом велел уложить туда раненного. 

      Он не говорил — ронял слова, угрюмо и неохотно глядя на меня исподлобья. 

      — Где старик? 

      — Ушёл. 

      Кто-то из мужчин уже подбрасывал дрова в очаг. Остальные расселись кто где, потягивая горячительное из фляжек. Блу крутился у стола, со страхом и беспокойством поглядывая на отца. 

      Артур подложил Кабану под ноги сумку и приказал подать ему воды. Лицо последнего при слабом освещении напоминало череп, побледневшая кожа туго обтягивала кости. Он был в сознании, и когда я наклонилась, чтобы ощупать плечо и грудь, вдруг вздрогнул и запричитал: 

      — Только не она! Она же меня убьёт! 

      — Не убьёт, — отрезал Артур. 

      Кабан застонал и попытался сесть. Я уперлась ладонью ему в грудь, принуждая лечь обратно. 

      — Тебя что, тупица, ножом полоснули? — спросила я, осматривая кровоточащую рану. 

      — Легионеры, — ответил за него Тощий, примостившийся на скамье почти в самом углу. 

      — Меньше бы впихивал в себя еды — быстрее бы бегал, — ворчливым тоном заметила я. 





      — Хорошего человека должно быть много. 

      — Тебя много. Но ты всё равно мерзкий. 

      Я принялась за дело, негромко ругаясь себе под нос. Артур распорядился, чтобы один из мужчин наблюдал за дорогой. Блу помогал мне — разрывал материю на полосы и подавал воду. При необходимости Артур приподнимал раненого, которому было запрещено двигаться самому, хотя он и бурчал время от времени, что всё это было ни к чему. 

      Наконец я с великим трудом связала концы ткани спереди и потянулась за другими, упорно прячущимися за спиной пациента. Кабан шевельнулся, и первый узел развязался. 

      — Чтоб тебя, толстый ты ублюдок! 

      — Дикая баба, — протянул Тощий. 

      — Как её ещё не отдубасили? 

      — Святой Павел говорил: «Женщине следует учиться молчанию со всей покорностью», — раздался позади очень строгий голос. 

      Я вытерла лоб рукавом. 

      — Он говорил не так, — возразил кто-то. — Он сказал, что жёнам в церкви следует молчать, ибо не позволено им говорить. 

      — Нет же! — вмешался Кабан, весь белый, как полотно. — Там что-то про то… Ну, мол, не красота – золото, а ум и молчание. 

      — Вы сейчас все пойдёте вон, — не выдержала я, хлопнув ладонью по столу. — Вместе со своим Павлом. 

      В ответ раздались смешки. 

      — Я поверну его на бок. А ты завяжи бинт, — предложил Артур. 

      Я коротко взглянула на него и только сейчас заметила меч, болтавшийся за его спиной. Кивнув в ответ, я обратилась к Кабану: 

      — Если ты хоть чуть-чуть дёрнешься, я тебя убью. 

      — Я же говорил! 

      — Заткнись. 

      Я слишком сильно потянула последний бинт за концы, и он вырвался у меня из рук. Пока Блу нащупывал в темноте потерянный бинт, я почивала его отца изощрёнными ругательствами, которые тот терпел с мучительным смирением. 

      Когда повязка была наконец готова, Кабан хотел было прикоснуться к ней, но я ударила его по руке. 

      — Лежи смирно. 

      Артур протянул мне фляжку; из горлышка ударил запах очень крепкого виски. 

      Я отмахнулась:

      — Ему нужен чай или вода. 

      — Это не ему. Тебе. 

      — Дайте лучше мне! — вмешался Кабан, снова попытавшись сесть. 

      Я уложила его обратно, и он негромко застонал. 

      — Как больно! 

      — Чудесно! — прошипела я. — Так тебе и надо, — и обведя строгим взглядом собравшихся мужчин, добавила: — Можете оставаться здесь до утра. Но не дольше. 

      — Нужно выставить на ночь караул, — сказал Тощий. 

      — Не нужно, — коротко ответила я. — Буря охраняет нас.