Зеркала

Раздавив окурок о хрустальную пепельницу, Илья твердо решил для себя, что сегодня же поедет к Кристине. Эту встречу он откладывал уже много дней, находя каждый раз новое оправдание. На самом деле, в начале того лета он был не слишком уж и загружен работой. Вернее, работы у него в принципе не было. Лишившись места переводчика иностранных текстов в редакции (а Илья попал под внезапное сокращение штата) и получив за последнюю изданную книгу более-менее приличное роялти, он теперь был ничем не скован и полностью открыт новым предложениям. Другое дело, что вариантов трудоустройства было не так уж и много.

Кристина была его бывшей девушкой. С ней все так и не дошло до логического продолжения, и тому были веские причины. На вопрос о том, зачем ему встречаться с бывшей, Илья никак не находил подходящего ответа. Да и не хотел находить. Он поддавался чувствам, которые взыгрывали в нем время от времени. Оправдываться ему было не перед кем.

Илья соскочил с подоконника, на котором просидел добрых пятнадцать минут, наблюдая за людьми на улице, натянул на ноги брюки, надел на худое и бледное (достаточно стройное и не слишком отвратительное) тело белую сорочку, повязал галстук-бабочку, схватил со стола ключи от квартиры и двинулся в сторону выхода. Спустя несколько минут он уже шел по улице, сдувая с кончика носа назойливый тополиный пух. Руки он спрятал в карманы брюк, голову чуть опустил. «Самый неприметный из всех приметных кретинов...» - сказал он про себя, характеризуя свой внешний вид.

Илья лукавил. Вообще, он был похож на типичного представителя молодой интеллигенции Ленинграда, как внешне, так и внутренне. Носил большую часть времени брюки и клетчатый пиджак. Выглядел так, будто сошел со страниц романа «Мастер и Маргарита» Булгакова. Прошла сотня лет с момента написания этого произведения, и мода прошлого века вновь возвращалась к людям, порой в совершенно неожиданных интерпретациях. Время насыщается новыми мыслями. Время - пустой сосуд, который каждый из нас может наполнить чем-то своим, особенным.

К нынешней политике Партии Илья относился не то чтобы с пренебрежением, но с молодой и задиристой снисходительностью; всячески порицал желание многих сограждан быть до мозга костей верными советским традициям и противостоять плавному и не особо болезненному вливанию западной культуры в образ мышления и быт современного общества СССР. Читал иностранные журналы и газеты (благо, обладал хорошим знанием английского и немецкого языков), был в курсе международных событий, даже когда те с присущей ей скрупулезностью скрывала вездесущая Цензура. К Пропаганде относился так же, как и к радикально настроенным просоветским личностям - с усмешкой и непониманием однобокости мышления.

На дворе был 2010-й год, и мир все так же был биполярен, как и полвека назад, хоть и закончилась Холодная война, и сошла на нет гонка вооружений. Возможно, где-то в параллельной реальности СССР и развалился, но только не там, где существовал, дышал и думал о своей бывшей девушке Илья.

Он сидел на пассажирском сидении автобуса, следовавшего по маршруту номер одиннадцать, и сонным взглядом провожал витрины универмагов, типовые девятиэтажные дома и те автомобили, что мчались по широкому проспекту, пролегавшему вдоль городского парка. Он видел все это, наверное, сотни раз, но каждый раз все выглядело будто бы иначе. Словно мир не стоял на месте и менялся с такой завидной частотой, с которой хотелось бы меняться в своих суждениях и самому Илье.

Ему казалось, что он застыл. Повис в состоянии невесомости, и теперь мог лишь наблюдать за тем, как земля отдаляется от него с каждой новой секундой. Секундой, которая, в свою очередь, с превеликим удовольствием превращалась в час, а там и в целый год.

Илья думал о маршруте номер одиннадцать. Две единицы. Два одиночества. Как он и Кристина. Было что-то магическое в тех числах, тех местах и тех событиях, что связывали их жизни. «Быть может, где-то наверху есть особый план, - размышлял Илья. - Ну а мне просто нужно следовать инструкциям. Замечать то, чего не могут замечать другие...»

Взгляд его блуждал по лицам людей. Нет, не озарялись все они счастьем, как бывает в голливудских мюзиклах в самый разгар повествования. Но и назвать их угрюмыми в теплый летний день было бы неправильно. Жители Ленинграда любят погожие дни, хотя такая явная зависимость от погоды всегда казалась Илье лишь надуманностью, глупостью. Общественным неврозом, если угодно.

 

Покинув автобус, Илья зашагал по дорожке, извивающейся вдоль тополей. С полос автострады, расположенной неподалеку, доносился рев мощных двигателей. Тревожно гремел подъезжающий к остановке трамвай. Пух продолжал падать на землю, что тот снег в начале ноября; самый первый снег новой зимы.

Лифт поднял Илью на седьмой этаж жилого дома. Хорошо знакомая площадка, на которой было выкурено так много сигарет. Призрачный свет даже в разгар дня - будто другая реальность. Воспоминания волной захлестнули Илью, но в этот раз он не поддался на провокации души. Уж очень не хотелось ему в сотый раз выглядеть мямлей перед бывшей девушкой. И ее любовницей.

Илья постучал в дверь, зная, что звонок по-прежнему не работает. У него все никак руки не доходили до починки этой привычной в быту вещицы. Так и не дошли.

Открылась дверь. Перед ним стояла симпатичная девушка в легком платье томно-кремового цвета. Ожерелье украшало ее тоненькую шею. Растрепанные темные волосы хорошо подчеркивали ее острую, под стать характеру, отчасти мужественную внешность.