Страница 22 из 32
Тётя меня спасла, она была дома и сразу позвала к себе. Я отсыпалась у неё целые сутки с перерывом на еду. На удивление тётя мало расспрашивала о том, как я оказалась в Киеве и почему так неожиданно к ней обратилась.
Она больше сама рассказывала, какая тяжёлая в Киеве жизнь, как тяжело найти работу. Я уже понимала, к чему ведутся такие разговоры. Я даже не стала ей говорить, что мне в первый день моего пребывания в Киеве два человека предложили работу.
Я много чего ей не стала говорить, наученная горьким харьковским опытом: про автостоп, про то, что в Киеве я уже вторые сутки.
Но с этой тётей у меня был общий интерес - искусство. Я показала ей свои картины, их содержание не было для неё близким, но то, что я рисую, и так самобытно, вызвало у неё уважение. Тётя даже попросила мою школьную фотографию в знак расположения, а на следующее утро отправила меня искать понимание на Андреевский спуск.
И я с удовольствием туда отправилась. Мне нравились изобилие и яркие краски рынков и ярмарок. А Андреевский спуск это было вообще!
В Донецке такого изобилия не было. Мне по-настоящему нравились картины только одной художницы. Она рисовала изящных, нежных, слегка эфемерных женщин, стоящих вполоборота или спиной. Им противопоставлялись фигуры мужчин, нарисованные резко и в тёмных тонах. В этих картинах чувствовалось одиночество и отчуждённость женщины от мрачного и твёрдого мира мужчин. Но её картины были живыми, и я видела в них отражение внутреннего мира человека, а не простое срисовывание чего-либо.
А на Андреевском спуске я встретила большое разнообразие стилей, красок и форм, которые буквально оживали в моём восприятии. В многочисленных кафе возле торговых прилавков тоже висели картины. Потом я увидела домик Михаила Булгакова с чёрным котом на фасаде, наверное, Бегемотом – просто глаза разбегались.
Я остановилась около картин с весёлыми и добрыми людьми и животными, нарисованными в стилизованной, немного примитивной, простодушной и сказочной манере. Наверное, я стояла с одухотворённой физиономией, потрясённая изобилием искусства. Возле картин сидел дружелюбного вида художник с весёлыми глазами. Он заговорил со мной.
Я вела себя скромно, ошеломлённая таким количеством творчества, но призналась, что тоже рисую. Тогда художник пригласил меня попить с ним чая в его мастерской, которая была тут же рядом. Я согласилась, и мы зашли в небольшую уютную и просторную комнату с творческим беспорядком. Рядом была комната поменьше, в ней хозяйничала пышная энергичная и весёлая женщина - жена художника. Она принесла нам чай. Видно, муж часто приглашал гостей, и у них сложился ритуал.
Хозяин мастерской удобно расположился в небольшом лёгком плетёном кресле, и приготовился то ли слушать, то ли рассказывать. По всему было видно, что пообщаться он любит.
Я призналась, что у меня есть с собой фотографии моих картин. Он с искренним интересом захотел их посмотреть. Смотрел долго внимательно, почти каждую картину. Мы молчали, только жена нарушала это молчание. Ей сильно хотелось внимания, и она обращалась к художнику то с одним вопросом, то с другим. Он слегка отмахивался. Мне было понятно его состояние недовольства, когда тебя что-то поглощает, а окружающие пытаются тебя оторвать от чего-то очень интересного.
Но жена так просто не сдавалась:
– До тебе ж людина звертаэться, - говорила она ему.
– Ти хiба не бачишь, що я спiлкуюсь, - отвечал ей художник, и продолжал рассматривать картины.
Женщина, слегка обиженная, ушла в другую комнату. Но эта небольшая ссора была «слегка» и не нарушала атмосферу доброжелательности и открытости в мастерской художника.
Я смотрела на картины, которых было довольно много в комнате. И думала, как сильно отличается содержание того, что я рисую, от внутреннего мира этого человека, который проявлялся на его картинах.
Тем временем художник закончил смотреть мои рисунки. Он помолчал, а потом сказал:
– Какая спокойная с виду девушка, и какая буря внутри!
Эти слова меня тронули, я восприняла их как признание опытным мастером моего таланта, и как то, что он меня понимает. И «буря внутри» успокоилась.
Я не спросила его, что мне с этим делать. И даже не запомнила, о чём мы беседовали ещё, и как я вернулась к тёте. На тот момент мне достаточно было этих слов, чтобы исцелить мою душу от всех тягот поездки.