Страница 46 из 83
Очень странно, но тогда я осознала, что до аварии я действительно болела, но никому и дела не было до этого. У меня болело сердце и душа, я впадала в меланхолию, депрессию, меня настигла паническая атака, бессонница, тревога, чувство неполноценности и я не знала, как это лечить, как отдохнуть, чтобы раны затянулись. Мне тогда было намного тяжелее, кажется, я болела намного сильнее и смертельное, чем сейчас. Но все же люди увидели сигнал поддержать меня при явных видимых физиологических проблемах. Невзирая на свои проблемы и занятость они пришли навестить меня и оказать поддержку.
Значит, когда человек находится в состоянии душевного разлада, это воспринимается как обыденность, присущая многим людям. Или все кругом так полноценны и счастливы, что им даже невдомек какие глубочайшие моральные страдания может испытывать человек, который зажат в тиски одиночества, переработок, неполноценного питания, недостатка отдыха, спортивной дисциплины и дружеской поддержки.
Мне вспомнилось из произведения Виктора Гюго «Человек, который смеется» про ремесло компрачикосов в Европе. Этот роман я прочла в зрелом возрасте и смогла кое-как переварить возникшие чувства. Однако, в школе мы проходили историю древнего Китая и учитель поведала нам о том, как в те времена создавали уродцев из малых детей. Я с самого детства отличалась повышенной ранимостью и очень сложно мне было пережить новые впечатления о несовершенном мире и людском нраве.
Если люди делали с другими такие изуверские вещи ради того, чтобы возвысить себя, и теперь нам это очевидно, то как же тогда люди калечили души друг друга. Кстати, именно из-за этих мыслей я не поеду в Индию. Я слышала, что подобное до сих пор процветает там, среди нищих слоев населения. А раз так, то, возможно, и среди нас бродят те люди, которые могут изувечить нашу психику и душу ради забавы. Так или иначе, я не в состоянии сейчас обдумывать эти отчаянные чувства, обычно я вообще стараюсь избегать такие темы. Для меня слишком тяжело и мучительно осознавать жестокосердие и насилие.
Хотя иногда я задумываюсь, почему тогда я так насильно себя толкаю на ежедневное посещение той работы, которую всей душой отвергаю, не насилие ли это над самой собой. Для меня особенно удивительно за прошедшие дни было осознать, что когда мой организм выспавшийся и довольный, то холодное полугодие так же прекрасно, как и летнее. Я то и дело наблюдала, как за окном снег летит красивыми огромными хлопьями на землю. Наблюдала густые и белые, как молоко туманы и их постепенное рассеивание, и превращение в блики полуденного солнца. Иногда прилетала пурга, и снег бился о стекло, словно живые мотыльки, ищущие дом. А иной раз ударял мороз как следует и оставлял причудливые узоры на стекле, как в моем детстве зимой в Сибири. С приходом февраля часто поднимался ветер и шумел ночи напролет, выискивая пробоины в стенах больничного корпуса.
А в марте меня выписали домой продолжить постельный режим. Уже можно было вставать, но категорически запрещалось сидеть еще пару месяцев. Первый раз за столько дней, поднявшись на ноги, я чуть не рухнула, слабые мышцы ног атаковала зверская сила тяжести. Постепенно я увеличивала прогулки по комнате и носила поддерживающий корсет.
Самое большое наслаждение я получила от приема ванны. Я совсем не представляла, какое это блаженство после стольких месяцев мучений ощутить бурлящую воду, омывающую тело. Эта процедура буквально унесла все мысли далеко подальше от моего бренного тела. Я наслаждалась изо всех сил, смеялась и веселилась как ребенок. Потом я мечтала, глядя в потолок, и думала о своей жизни. Что я обрела, а что, возможно, упустила.
Первые дни после аварии слезы увлажняли мои щеки ежечасно. Я сильно переживала, что стану какой-нибудь неполноценной и лишусь возможности иметь семью. Это было самое страшное из всей этой ситуации. Я так мечтаю о дочке. О той, кого можно учить и передавать по наследству всякие женские премудрости. Я буду ополаскивать ее детские тонкие волосы отваром ромашки, и петь ей самые нежные колыбельные песенки. А еще я буду шить ей самые мягкие и теплые вещи и самые нарядные платья с кружевами, а на Новый год она будет принцессой или разбойником, пусть сама решает. Но я все равно каждый вечер, укладывая спать, буду с сердечной теплотой ее целовать и приговаривать, что она самая добрая, самая красивая, самая умная и самая желанная девочка на всем белом свете.
Я буду строга, не буду баловать до безобразия, но смогу показать своей девочке, что я ее люблю всю, от пяточек до кончиков волос, люблю всегда и любую, и буду одинаково любить с ее первого крика и до моего последнего вздоха. Буду любить так крепко, как никто никогда не любил меня, буду ценить так сильно, как все вокруг нее будут огорчать, топтать ее добрые помыслы и доверчивость. Она будет самой желанной девочкой на свете, и я буду так ее крепко любить и беречь. Позволила бы только мне судьба воплотить главную мою мечту в реальность. Этого желания нет на доске или в записной книжке, это желание продиктовано самой природой, высечено у меня в подкорке, обусловлено генетикой, рождено с характером и отточено эволюцией.
Понемногу я прогуливалась по улице и иногда заходила в магазины. У меня, наконец, было время распаковать посылку с тканями, заботливо полученной подругой у курьера. Ткань оказалась безупречна, а самое потрясающее заключалось в том, что теперь я неспешно ходила по магазинам и выбирала украшения для вышивки на платье. Я не экономила на бисере, стеклярусе и стразах, они не должны были казаться дешевыми, иначе это обесценит волшебный шелковый материал платья. Вскоре я вышила пробный кусочек и приколола свой шедевр на доску желаний.