Цветок смерти

- Жарко, - вымолвил он, стягивая стеганую безрукавку, а за нею следом рубашку тонкого полотна. – И ты разоблачайся, парень, не то останешься в лохмотьях.

В его словах был определенный резон. Я повиновался, радуясь, что сумерки скрывают дьявольскую метку на моей спине. Ее я стеснялся  больше, чем наготы. И у Еноха, и позже, ютясь в одной комнатушке с Пронырой и Везунчиком, даже в палящий зной я спал в исподнем, отговариваясь чувствительностью к холоду. Мне не верили, но признание права на тайну было одним из непреложных канонов слуг Ночной Госпожи.

Поединок продолжался. Молчаливыми свидетелями ему были вечерние звезды, да высокие - по пояс - травы, да еще легкий ветерок. Постепенно я начал выдыхаться. Почувствовав это, варвар удвоил натиск. Игра близилась к завершению. Раз – Альхаг выбил саблю из моей руки. Краем глаза я видел, как она перекувырнулась в воздухе и затерялась среди степного разнотравья. Два – варвар толкнул меня в спину, одновременно подставляя подножку. Я растянулся на земле. Будь сейчас день, моя дьявольская отметина открылась бы во всей красе. Надеюсь, колдун не кот, чтобы видеть в темноте.

- Превосходно! Цветку Смерти удалось совершить невозможное.

Так сложилось, что разговоры с придворным колдуном влекли перемены в моей судьбе. Не стал исключением и этот. Не то повинуясь  приказу варвара, не то по собственной инициативе помимо занятий с мечом Сагитта вдруг озаботилась моим образованием.

Стоило лошадям сбавить темп и перейти с галопа на более медленный аллюр, как чалая кобылица Сагитты оказывалась бок о бок с моим Браго, колдунья обматывала поводья вокруг запястья и принималась донимать меня вопросами.

- Что ты знаешь о его величестве короле Максимилиане?

- Я могу по звону отличить королевский солнцеликий от церковного аврума. И от баронского тоже смогу, - похвалился я. –  Знаю, что один солнцеликий равен тринадцати серебряным луням, а лунь куда как лучше разбить на полулуни и четвертьлуни - опасно все деньги в одно место прятать! В четвертьлуне снова тринадцать медяков-созвездий, самое мелкое из которых крош… Кстати, а мой крош тебе еще потребен?

- У тебя лишь деньги на уме! – упрекнула Сагитта.

Я обиделся.

- Да кого хочешь спроси, сможет ли он на слух солик от аврума отличить! Я, между прочим, этой премудрости тоже не одним днем выучился!

- Меня интересовало, что ты знаешь о короле, а не о королевской монете.

- Правители меняются, а золото остается золотом. На ценность солнцеликого не влияет выбитый на нем лик, - повторил я любимую присказку Еноха, перешедшую ко мне по наследству вместе с его ремеслом.

Сагитта начала терять терпение. Мне доставляло удовольствие злить ее: отблески душевного волнения озаряли лицо колдуньи, она разрумянилась, губы алели маковым цветом, а глаза метали молнии. Легко можно было вообразить, будто мы не вели беседу о короле, а целовались полчаса кряду.

- Нельзя быть таким ограниченным! – прервала Сагитта мои мечты.

- Я практичен. Какие знания о государе могут накормить меня или отогреть в морозы? Цвет волос его? Разрез глаз? Имя мастера, изготовившего его любимую ночную вазу?

-  Ты невозможен! Ты глуп и закостенел в своей глупости!

Вот теперь к поцелуям можно было смело прибавлять несколько занятных трюков, подсмотренных мною в детстве в борделе.

- Откуда вору набраться учености? Думаешь, я коротал вечера за разговорами? Праздная болтовня хороша в тепле и на сытый желудок, а у бедняков незатейливые нужды.

При упоминании выпавших на мою долю невзгод, Сагитта смягчалась. Я давно заметил за ней склонность к состраданию, и тем удобнее мне было ею пользоваться, что колдунья упорно отрицала в себе любые черты, делавшие ее уязвимой.

- Слушай. До Максимилиана каждый правитель вел летоисчисление со дня своей коронации. Взошедши на престол в возрасте двадцати трех лет от роду, король Максимилиан повелел отныне и впредь продолжать подсчет лет от прежнего владыки.

- Это так важно? - не удержался я от вопроса.

- В этом был он весь. Максимилиан прежде радел о людях и уже потом – о собственном величии, ведь каждый раз считать время заново и неудобно, и бессмысленно.

- Как скажешь, - легко согласился я, удивляясь, почему Сагитта придает подсчету лет такое значение. Я их, например, вообще не считал. Спросите, а как же тогда мой возраст? Боюсь разочаровать вас, но в действительности я его не знал. Просто цифра четырнадцать показалась мне примечательной, ведь она больше, чем количество серебряных луней в одном солнцеликом. Коли уж мерить, так по-королевски!

- Слушай дальше. Ты когда-нибудь видел карту?

Я поборол искушение прикинуться дураком, чтобы позлить Сагитту. В свое время Енох научил меня занятному фокусу. Собственно, тогда я и запомнил, чем отличается север от юга, и какие народы живут по соседству с королевством, ибо не зная подобных тонкостей, невозможно было задурить людям голову.

Объясняя, Енох неизменно возводил очи к часам, что висели на храмовой колокольне посреди рыночной площади, и я следовал за ним взглядом. «Для знатных господ время бежит иначе. С первыми петухами они отправляются в постель, где почивают до полудня. Поднимаются под вечер, наряжаются, готовясь кутить ночь напролет. Вот и тебе, если хочешь запомнить карту, придется думать по-благородному.