Страница 86 из 169
Мои волосы тянули, скручивали, закалывали, мочили, сушили и сбрызгивали. Кожу лица смазывали, терли, массировали, щипали, опять смазывали, протирали и пудрили. Я не успевала следить за манипуляциями камер-лэй, но первому приказу наклонялась, поворачивалась, закрывала глаза и рот. Я чувствовала себя куклой Барби, которую пытались поделить три капризных ребенка.
С меня стащили вуаль и сандалии. Когда я в очередной раз открыла глаза, мои перчатки обрели цвет слоновой кости. В первый момент я испугалась, думая, что каким-то хитрым образом мне успели подменить наряд, а потом увидела, как одна из камер-лэй раскрашивает юбку на моем платье. Она выводила серебристые узоры штучкой похожей на карандаш, и те спустя мгновения превращались в настоящую ткань.
Когда все закончилось, я едва ли узнала наряд, в котором вышла из дома Врага, как и девушку, что отражалась в зеркале.
— Почему ее глаза не сияют, — камер-лэй схватила меня за подбородок и повернула к девушке, что занималась волосами.
— Что ты использовала?
Та передала ей флакончик.
— Жидкая магия, — прочитала она. — Закапай еще. Написано по одной капле, но я всегда капаю по три.
Мое кресло наклонили назад.
— Не моргай. Глаза вверх.
— Может не надо? — попросила я. В первый раз эта штука жутко щипала.
— Хочешь выглядеть перегоревшей лампочкой в центре гирлянды и портить весь ансамбль?
— Нет.
— Чудно.
Из мишуры, под навесом струящихся тканей, блеска и света, вынырнула египетская принцесса, что забрала меня из второго сектора.
— Когда тебя объявят, выйдешь в центр зала. Поклонишься ложе Вечных, гостям, потом леди Солярис. Молчи. Никаких слов, шуток или благодарностей. Шоу распланировано до последней секунды. Когда подадут знак — еще раз кланяешься и спускаешься вниз по лестнице. До тех пор тебе запрещено заговаривать с кем-то из верхушки. Поняла?
— Не очень, — честно призналась я.
— Что ж, помочь мне не чем.
— Это как на приемах в средние века, да? Приглашенные гости не могут общаться с другими, пока не придет король и не произойдет официальная церемония представления?
Глаза женщины остались непроницаемыми.
— Как же я ненавижу молодняк, — она встала позади меня, отстраняя другую девушку. Повертела мою голову, подправила пряди. Нагнулась. Ее лицо оказалось рядом с моим. — Подведешь леди Солярис, — тихо сказала она, сжимая руку на моем плече, — сверну твою хрупкую лебяжью шейку. Это я понятно объяснила?
— Весьма, — сдавленно ответила я.
В желудке забурчало.
Женщина встретилась со мной взглядом в зеркальной поверхности. Почему-то тонны слоев крема, консилера, хайлайтера и других врагов естественной красоты, дарованной богом нашим единым из закрытого мира, не скрыл краску смущения на четко очерченных скулах.
Я внезапно поняла, как же сильно проголодалась. Эти падения, споры, поездки и агрессивное перевоплощение вогнали организм в такой жуткий стресс, что я забыла про еду. А не стоило.
— Нас покормят? — невозмутимо спросила я.
Камер-лэй цапнула меня коготками и отстранилась назад. Впихнула мне в руки пару золотистых туфель на тонком каблуке. На холеном личике женщины мелькнуло презрение, оставившее отпечаток в виде мимических морщинок. Я не отводила взгляда, ожидая ответа.
Ой, ну простите, я всего лишь человек. Я понимаю, великое искусство, эстетика, тонкий вкус и все такое, но есть-то хочется.
— В саду стоят фуршетные столы. После выхода можешь портить собственную репутацию столько сколько хочешь.
— А сейчас?
— Сначала работа, потом угощение. Не хватало, чтобы ты наряд запачкала или макияж подпортила. Ни у кого нет времени исправлять чужие оплошности.
Принцесса качнула бедрами и поплыла по рядам гримерочных зеркал. На полпути она затормозила, обернулась, нашла меня взглядом.
— За мной, — скомандовала она и зашагала дальше, больше не переживая, следую ли я за ней.
Я покрутила втиснутые мне туфли. Ажурная перевязь и изящная шпилька намекали, что обувь рассыплется на мельчайшие крупицы при одном соприкосновении с моими ногами.
— Иди босиком. Обуешься перед выходом на сцену, — подсказала камер-лэй, что занималась нарядом.
Поблагодарив ее, я засеменила вслед за принцессой. Откровенно бежать за ней я боялась. Плотная ткань платья превратилась во что-то плавное и воздушное. В жизни не носила ничего подобного. Головой шевелить было страшно. Волосы уложили плотными локонами на одну сторону, венчав прическу диадемой. Я чувствовала себя голливудской актрисой из тридцатых, которой не хватало мундштука с сигареткой и спутника-гангстера. Впрочем, последний был где-то здесь. Должно быть, объедался креветками или портил всем настроение своей мрачной аурой.