Ненормальная

   Из-за вечного недовольства начал срываться на девушке, цепляя ее по делу и без, находя какое-то извращенное удовольствие в том, как она злится и язвит в ответ на все придирки. Зачем портил ей настроение? Наверное, за то, что ни разу не показала, что он ей интересен, ничем не выделила из остальных друзей, даже за то, что не обижалась и не ревновала, когда, назло ей, приглашал в компанию других девушек и всячески уделял им внимание. Чувствовал себя идиотом? Да, чувствовал, иногда начинал вообще сомневаться в своей адекватности, но ничего поделать с собой не мог. А что-то менять - не рисковал. Видел, как она уходит от любых намеков на более тесные, чем дружба, отношения, как делает вид, что не поняла, или переводит все в шутку. И снова боялся показаться дураком: лезть к ней со своими чувствами, чтобы быть отвергнутым - не хотелось. Да и не верил в то, что это чувства: блажь, желание, очень сильное желание - да. Что-то большее? Однозначно, нет. Слишком далека она была от его идеала женщины. По всем параметрам. Точно не знал, каков он - этот идеал, но был уверен, что Анна, как ни посмотри - не то, что ему нужно по жизни.

   В тот день он, все-таки, довел ее до белого каления. Много времени потратил, чтобы растрясти, вечно невозмутимую. Долго выслушивал язвительные ответы, потом наблюдал, как она просто игнорирует гадости и отворачивается к другим собеседникам.

   Глядя на то, как парнишка-официант млеет и балдеет от ее улыбок и шуток (всего-то уточнила, какого цвета у них есть хлеб и хватит ли на всех полбуханки) не удержался:

   - Ань, прекрати уже всех подряд кобелей обхаживать. Пацан совсем молодой еще, не ломай ему психику. Теперь же ни на одну бабу не посмотрит, будет только о тебе мечтать. А ты уйдешь и забудешь. И все, исковеркала парню жизнь. - Так грубо он еще никогда не разговаривал, вроде как комплимент сделал, но и оскорбил тут же. Парни изумленно уставились и затихли. Таких финтов от Дмитрия еще никто не видел. Он же вдруг расслабился : "Ну, давай, ответь, скажи мне что -нибудь едкое, поори на меня". Но крика не услышал. В гробовой тишине она прожевала тот самый несчастный кусок хлеба, запила его извечным томатным соком и спокойно, чересчур спокойно, ответила:

   - Ты знаешь, Дима, открою тебе страшную тайну. Официанты - они тоже люди. И им гораздо легче живется, когда с ними разговаривают по-человечески, а не как с быдлом. Я тоже когда-то работала, как этот мальчик, по пятнадцать часов в сутки, и искренне не понимала, за что меня так презирают эти господа. Ведь я изо всех сил старалась сделать так, чтобы они поели и попили с максимальным комфортом, и даже не претендовала на их несчастные бабки, которые так жгут карман. Я тоже честно зарабатывала. Так чем я так провинилась перед этими хозяевами жизни? И когда мне совали чаевые, как подачку нищему, хотелось затолкать их обратно в эту богатую задницу.

   Я, наверное, так и осталась на уровне этих презренных мальчиков и девочек, поэтому и улыбаюсь им. А до Вашего уровня, уважаемый Дмитрий Евгеньевич, не дорасту никогда. Не хочется мне, знаете ли, становиться заносчивой свиньей. - На последних фразах ее голос уже звенел от злости, глаза сверкали, но лицо застыло мертвой маской. Даже слова цедила сквозь стиснутые зубы. Такого презрения Дмитрий на себе никогда не испытывал.

   Сделала еще глоток сока:

   - Что ж, товарищи, вечер перестал быть томным. Пойду-ка я домой. - И , не дожидаясь реакции ошарашенных слушателей, спокойно поднялась, забрала с вешалки пальто и направилась к выходу.

   Дима молча наблюдал, как уверенно, с расправленными плечами и высоко поднятой головой уходит женщина, которую только что прогнал. И крепла уверенность, что обратно она сама не вернется. Нервно сглотнул, перевел глаза на друзей. Даже вечно невозмутимый Славка смотрел на него с брезгливой жалостью. Серега просто рассматривал, как неизвестное насекомое:

   - Дим, тебе сейчас какая моча в голову ударила? Если сейчас не догонишь и не извинишься - я это сделаю за тебя. Но как потом тебе руку подавать - не знаю. Не уверен.

   Что-то подтолкнуло и выкинуло с удобного сиденья, подорвался, забыв про куртку и про все на свете, выскочил на улицу с замирающим сердцем: нет, не уехала. Стояла, зябко перетаптываясь на морозе, и куда-то звонила.

   - Ань, подожди. Давай домой отвезу.

   Даже не повернулась в его сторону, и трубку от уха не отняла. Рискнул - терять-то уже нечего - подошел и забрал из рук телефон. Сбросил вызов и положил почему-то в свой карман.

   - Я сама доберусь. Не стоит беспокойства.

   - Ань, мороз тридцать градусов, корпоративы новогодние - ни одно такси сейчас не приедет. Замерзнешь тут стоять. Я же не зверь. Поехали.

   - А какая тебе разница, благодетель? С чего вдруг такое беспокойство о вертихвостке? Не надо тревожить вашу нежную душеньку. Я как-то раньше и без ваших забот справлялась.

   - Аня, я свинья, козел, урод - какие слова знаешь, на все согласен. Прости меня. Я не прав.

   Молчание. Глаза куда-то в сторону уперла - ага, попутку собралась ловить.

   - Анют, ну, прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть.

   - А я и не обиделась. Что тут обижаться? Услышала твое мнение о себе. Поняла, что не подхожу под высокие стандарты вашего общества. Решила не травмировать вас больше. Все нормально. Иди к ребятам.

   А сама уже тряслась, всем телом - то ли от холода, то ли от нервов, фиг его разберет. Не выдержал, подошел ближе, прижал к себе, обнял, пытаясь - что? Удержать или согреть? И того, и другого понемногу.

   Сипло зашептал:

   - Ань, ты сейчас можешь думать, что угодно, тебе решать - прощать или не прощать. Но я должен отвезти тебя домой, живой и здоровой. Иначе околеешь тут, и ни одна собака не поможет - мы же на краю города находимся. Поехали, а? - почти умоляюще.