Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 92

Старый бог смотрел на Пуйла и молчал,  по его лицу нельзя было прочесть того, о чем он думает. Наконец, князь, заливисто расхохотавшись над очень непристойным и сальным концом рассказа рыжебородого, повернулся к богу. Минуту он лениво оглядывал его старую и потрепанную одежду и только затем соизволил заговорить:

 – Какими судьбами ты заглянул к нам, Огма?

Огма не позволил себе разгневаться, хотя тон Пуйла ощутимо сочился пренебрежением. Он спокойно ответил:

– Земли разгула всегда славились избытком и довольством. Отчего бы мне не заглянуть в их пределы?

Пуйл подвинул к себе высокую золотую чашу и пожал плечами:

– Мой двор не знает ни в чем нужды, но мы порядком утомлены пиршествами. Скажи, ты принес нам что–нибудь диковинное? Тебе есть, чем нас развлечь?

В голосе Огмы на этот раз явно прорывалось негодование:

– С каких пор боги стали у тебя шутами, Пуйл?

Мужчина погладил свою кудрявую бороду, задумчиво рассматривая разгневанного Огму. От такого презрительного взгляда казалось, что каждая прореха на его старом одеянии должна прямо–таки расползтись еще больше. Высокий старик отражался в глазах Пуйла чем–то, чуть больше одной из дворцовых собак.

– Ты слишком много веков жил в своей норе, старик. Ты не знаешь, что Владыка Подземного мира Араун давно спит глубоким сном в своей гробнице, находящейся в Каэр Сиди. Ты не знаешь, что я, его друг, решил взять на себя ношу правления, раз уж он почивает и не хочет обращать на своих подданных взгляд. А теперь давай, развесели нас, или уходи.

Посох Огмы начал медленно светиться, словно внутри корявой палки зажегся огонь. Слова Пуйла не на шутку разозлили бога, и Сага видела, как он выпрямился, возвышаясь над сидящим перед ним князем. Но на того ничто не действовало – он даже не смотрел в сторону бога, потеряв к нему интерес.

– Прояви уважение, князь, – негромкий голос Огмы рокотал как гром, разносясь по пиршественной зале, – когда ты еще учился ползать по земле, я уже был стар.

Рот Пуйла гневно дрогнул, придавая его лицу капризно–раздраженное выражение. Выпуклые зеленоватые глаза скользнули по зале, оглядывая пирующих, затем остановились на Огме. Казалось, что Пуйл не хотел, чтобы его подданные услышали и приняли к сведению сказанное богом.





– Ты одряхлел и стал глухим, старик, – заявил он, с грохотом отставляя в сторону чашу, – да и ум твой явно не отличается быстротой. Только поэтому, из снисхождения к твоему возрасту я проявлю немного милосердия.

Пуйл махнул рукой, отчего тяжелые браслеты зазвенели, стукаясь друг о друга. Из тени, отбрасываемой стволом гигантского дуба на стену, шагнул вперед мужчина.

Один из пьяниц, за которыми Сага пряталась, неожиданно завалился вбок. Она юркнула в сторону, стараясь оставаться незамеченной для обитателей резного стола. Прямо в лицо ей вылезла кость с ещё горячим куском мяса – седеющий мужчина в красной рубахе, не глядя, кинул подачку со стола собакам, которых в зале было полно. Повернув голову при странных звуках утробного ворчания, Сага обнаружила, что рядом  сидит здоровенный пес, и вид у него явно недружелюбный. Она замерла, стараясь не привлекать внимание зверюги и не давать той повода броситься отбирать добычу.

Собака поняла, что на мясо она не претендует, осторожно подхватила зубами свою добычу и улеглась с ней на пол. Сага отдвинулась как можно подальше от пса и вытянула шею, надеясь увидеть происходящее в центре зала.

Прямо возле стола Пуйла стоял мужчина. Тень от ствола гигантского дуба мешала разглядеть его лицо. Одет он был в подобие кожаной рубахи–доспеха, а на груди поблескивала крестообразная перевязь для мечей. Высокие сапоги доходили до колена, и Сага неожиданно решила, что мужчина похож на охотников из свиты Пуйла. Ни дать, ни взять – ещё один опасный тип, который явно привык сносить головы, а потом только говорить –  «Извините».

Незнакомец стоял неподвижно, и Сага могла поклясться, что он выглядел как каменное изваяние. Пуйл оторвал от мяса на своей тарелке порядочный кусок и махнул им, подзывая нескольких собак. В отличие от остальных, эти выглядели просто гигантскими и злобными. Неряшливая шерсть висела грязными клочьями. Одна из тварей повернула голову, и её красные зрачки блеснули огоньками. Собаки помельче – те, что бродили между столами, подались назад, словно не желали попадаться чудовищу на глаза.

– Знаешь, Огма, я решил, что неплохо бы и мне иметь своих гончих, – произнес князь, довольно наблюдая за стоящими перед его столом псами, – как видишь, эти особенные, в них есть кровь самой Дикой Охоты. Почему бы и мне не держать таких красавцев, если ими может владеть Араун?

Пуйл подбросил в воздух кусок мяса, и твари бросились за ним. Тихо, беззвучно, раздалось только лишь клацанье огромных зубов. Несмотря на то, что все это Пуйл проделал прямо перед неподвижным воином, тот не пошевелился и не отстранился. Огма подался вперед, мрачнея от негодования:

– Превратить Охотников за Душами в собственные игрушки! Что ты творишь, несчастный? Или решил, что весь Нижний Мир – это твои человеческие угодья для развлечения? Что ты возомнил о себе, мальчишка?

– Ты надоел мне! – Выкрикнул Пуйл. Он мог выглядеть красавцем, мог казаться почти царственным, но сейчас за столом был взбешен тем, что ему указывают, как напроказившему ребенку. Настоящий Пуйл выглядел довольно–таки премерзко – выпуклые глаза почти выкатывались из орбит, лицо побагровело так, словно вся кровь прилила к голове. Пухлые губы тряслись от гнева.

Он поднялся со своего места, махнув рукой, и из ниоткуда возникло голубое свечение. Оно становилось все ярче, окружая Огму, а затем внезапно бросилось на него, превращаясь в тонкие, прочные веревки, сковавшие бога. Пуйл рявкнул охотнику: