Дороги Аннуина

– Кто такой Пуйл? Он тоже бог или эльф? – Сага видела, что старик погрузился в чтение своих книг, но всё же решилась задать вопрос. Огма приподнял седые брови и снисходительно улыбнулся:

– А ты сообразительна. Нет, Пуйл не то, и не другое.Когда он был человеком, он был великим воином и князем. Пуйл был настолько хорош собой, что прекрасная Рианнон бросила свой Чудесный Народ, чтобы выйти за него замуж.

Сага обмакнула кусок хлеба в мёд и мысленно хмыкнула. Тот бородатый мужчина, которого она видела в лесу, был определенно неприятным типом. Очевидно, что эта мысль отразилась на её лице потому, что Огма засмеялся:

– Догадываюсь, о чем ты думаешь. У каждого великого человека или героя есть своя дурная сторона. Ум и красота князя не помешали ему заставить жену, Рианнон, целых семь лет сидеть у ворот замка, встречать путешественников и вносить их на себе в замок.

Сага ужаснулась, представив себе это.

– За что он так с ней?

– Три года у них не было детей, а на четвертый княгиня родила сына. В одну ночь в комнату пробралось чудище и украло дитя. Рианнон никто не поверил, что она не убивала ребенка, и князь решил, что такое наказание будет справедливым.

Саге перехотелось есть. Живот скрутило при мысли о том, что именно к такому мерзавцу угодил грифон, и, раз он так легко семь лет издевался над собственной женой, то, что уж говорить о его охотничьей добыче?

– Почему Вы помогаете нам? – Сага не могла понять мотивов грифона привести её к царю потустороннего мира и не могла понять – почему старый бог решил вмешаться. Огма потянулся за новой книгой:

– Я – бог провидцев, девочка. Иногда один поступок влечет за собой то, что меняет многое вокруг.

Сквозь закрытые веки пламя в очаге превращалось в красное пятно. Оно подрагивало и качало из стороны в сторону. Черное и красное, словно багровый ткацкий челнок на черном полотне. Сага засыпала и падала в глубины сна, а красное пятно качалось прямо перед ней. Затем оно стало светлеть и увеличиваться в размерах, пока не превратилось в огромную лужу крови.

Она стояла посреди заброшенных развалин города. Прямо под ногами растекалась кровь. Она скатывалась в трещину на дороге, уходя прочь от лежащего на спине тела. Широко распахнутые глаза смотрели вверх, в небо, и в них отражалась его синева, вспышки взрывов и белый дым. Песок и руины дышали жаром. Солдаты прятались в укрытиях, гремели автоматные очереди. Нестройный хор оружейный залпов разрывал тишину. Над  головой небо разрезал трассирующий след ракеты. Сага видела мятежников, которые обстреливали солдат, и они выглядели так, словно им нечего было терять. Мир раскалывался на куски, а глаза покойника безмятежно смотрели вверх, куда война не могла уже дойти. Она огляделась, надеясь, что среди тех нескольких тел, что лежали неподалеку, не увидит Эдуарда.

Так оно и было. Он находился сейчас там, откуда раздавался треск очередей, и Сага оказалась у него за спиной, непонятно как переместившись от развалин в небольшое укрытие. Лицо Эдуарда было покрыто грязью и пылью. Он приник к автомату, посылая очередь за очередью в мятежников, и Сага подошла ближе, стараясь увидеть его лицо. Она помнила, что сейчас, во сне,  не реальна, и он не увидит и не почувствует её. Глаза Эдуарда блестели так, словно он полностью был поглощен тем, что делал. Он был почти, что доволен, и Сага видела это в каждой черточке лица. Прежде она никогда не замечала такого выражения у него, Эдуард всегда казался застрявшим в поиске того, что позволит ему ощущать себя свободно. Кажется, что война нашла его сама. Эдуард мог выглядеть чужим сейчас, но это был друг Саги, и она смотрела на него, снова и снова думая о том, что не хочет, чтобы однажды его глаза слепо отражали облака и дым выстрелов.

Впервые Сага была почти, что рада, когда сон исчез, уступая под натиском пробуждения. Пока она сворачивала шкуру у давно погасшего камина, увиденное оставалось горьким привкусом, и девочка хмуро молчала, позволяя ему оседать где–то внутри.

Пристальный взгляд Огмы из–под нависающих бровей Сага заметила, но проигнорировала. Бог сидел у окна со своими книгами, и казалось, что так он и провел всю ночь. Светящийся синеватый шар медленно тускнел, а вместо него внутри дома разливался дневной свет, проникающий сквозь окно. Огма подвинул своей гостье тарелки с тем же светлым хлебом и медом, но она отрицательно покачала головой. Старик провел рукой, и всё исчезло. На столе остались снова только книги. Затем он поднялся, взял свой посох и направился к выходу из дома. Сага последовала за ним. Возле двери Огма остановился и протянул ей бесформенный серый сверток:

 – Надень это. Ни к чему оповещать всех о том, что ты нездешняя.