Страница 21 из 92
- Мы должны сплотиться, стать одной семьей. А в хорошей семье принято помогать друг другу. Как обещал, я перевезу твоего сына. – Султан обнял потерявшуюся от внезапной ласки Натаху и увлек в сторону от набиравшей силу дискуссии старперцев. В цели флагмана не входило завоевание замшелых островов, почти погрузившихся в пучину.
Забытая всеми, повернутая внутрь собственного тела, сосредоточенно сложившая на круглом животе усталые, натруженные руки, в стороне от баталий сидела Вера.
Мне тоже ничего не отвешивалось на этом празднике жизни.
- Хватит молоть чушь! – вывалился из общего гула старческий фальцет Семеныча. – Избранные, избранные… Херня потому что полная. Мы просто отстали от своих! Отстали от своей стаи! Забыли о нас – вот что. Я атеист по жизни, и поэтому не собираюсь полагаться на каких-то там ваших богов. Хоть всех, хоть каждого в отдельности. Такова эволюция. Все это было уже не раз, и будет еще столько же. Может - все так и кончалось всегда, а только на этот раз нам не повезло и мы случайно выпали из обоймы.
- Чепуха! – второй голос бубнил практически в унисон с Семенычем – я не повернул головы, чтобы опознать говорившего. – Законы физики действительны для всех. И, к примеру, при минусовой температуре вода станет льдом. И никак иначе! Закон природы - да назови это как хочешь – вывел бы из строя всех. Зачем мы?.. Зачем мы остались в живых? Такие разные люди…
- Божественный промысел! – возопила Елена Николаевна.
- Именно! Я склонен рассматривать влияние божественных сил, высшего разума! Если вам всем трудно признать, то я признаю это легко – в нас нашлось то, чего не было в остальных!..
Старички разошлись. Они готовы были идти - неважно под какими знаменами – лишь бы вперед. За кем-то. Куда-то. Они созрели.
А я?
Я стух. На задворках сознания, там, где была запатентована совесть, шевельнулось нечто, похожее на укор. Выступить, воспылать, повести за собой оставшихся – хоть и не кондит, отвергнутый Султаном. Выйти на баррикады, увлекая за собой индифферентную пока молодежь…
Мой усталый взгляд оттолкнулся от разведенных в стороны «спешали фо ю» коленей Алисы, поплыл дальше. Светом маяка прямо по курсу многообещающе улыбалась Тая.
Теперь стало привычней, а поначалу секс с ней напоминал военные действия на территории противника. От одного неверного действия запросто могло сорвать не только крышу, но и чердак - не фига это не сравнение.
Я помню еще многолюдный июль. Жаркую духоту полдня, обещание дождя на неподвижном небе – где-то в серости присосавшихся к горизонту туч. На набережную Фонтанки меня вытолкнула не ярость – я оставил ее в объятьях Дашки, когда снова пытался втолкнуть в нее жизнь. Я очнулся, когда понял, что сжимаю ей шею. Что держу ее за горло, в то время, когда она тянется ко мне губами.
Лишенный надежды, с почти пустой бутылкой виски, я стоял на проезжей части. Все вокруг - и обгорелый остов Рендж Ровера, омытый дождями, уткнувшийся в помятый бок туристического автобуса, и пустая перспектива Невского, желтоглазо мигающей змеей ползущая к Адмиралтейству, и колонны дворцов, до неприличия четкие в прозрачном воздухе – с легким налетом паранойи. Мимо меня сновали тени. Нерешительно, словно пытаясь перейти вброд незнакомый водоем, они с трудом обходили препятствие. Путаясь в собственных ногах, неуклюже вливались в колею закольцованной программы, продолжали путь. Дальше, по кругу, по кругу.
Я стоял, пьяный в лоскуты. Щедро омытая спиртным реальность внутри меня почти вписывала меня в окружающее пространство. Сжимая в руках бутылку, я раздумывал: выпить еще или разбить ее о решетку, огораживающую набережную.
- Что, Сусанин, заблудился? – Женский голоc наплыл на меня, окутал, развернул.
Свежая, сбитая - отколовшийся кусок прежнего мира, Тая стояла передо мной. Конечно, шутила. Они все – каждый из них – считали обязательным пройтись по поводу моей фамилии. Тая не улыбалась. В ее взгляде отражалась безнадега. И еще – желание зацепиться за что-нибудь.
Кого-нибудь.
Мимо нас, по тротуару, сметая на своем пути бесхозную детскую коляску, на роликах покатился худой парень. В обрывках разорванной на груди футболки алели свежие царапины.
Дверь в кафе открылась. Вышли двое: девушка в светлом, испачканном платье и парень, по пояс голый. Его безволосая грудь из-за многочисленных ссадин походила на полотно безумного художника, практикующегося на палитре в диапазоне от фиолетовой до желтой.
- И тут мне она такая заявляет, - вяло, растеряв энтузиазм на многочисленных повторах, заговорила девушка. – А ты знаешь, что на корпоративе твой бывший целовался с Леркой? Прикинь?
Ее спутник не одолел пары ступеней. Потоптавшись на месте, словно собираясь танцевать ламбаду, он не справился с очередным па. Оступившись, тяжело рухнул на колено. Бросил руки вдоль тела и затих. Его губы двигались.
- Скажешь тоже! Ну, подумай сам – какое мне дело до того, с кем трахается мой бывший?.. А причем здесь это? Я не удаляю статус, потому что…
Девушка перешла Невский по лихорадочно мигающему желтым светофору, потом повернулась в сторону Аничкова моста. Она продолжала делиться наболевшим с молодым человеком. Он так и не поднялся с колен. Честно соблюдая регламент, он шевелил губами, заполняя паузы в речи своей спутницы. Девушка шла дальше. Ее светлые грязные волосы ворошил ветер. Секунда – и девушку поглотила тень, упавшая от Клодтовских коней, пожевала самую малость и вытолкнула ее, спотыкающуюся в солнечный день. Едва удержавшись на ногах, блондинка припала к решетке, огораживающей мост. Она продолжала говорить, пожимая плечами. Сверху на нее, насмешкой гениального скульптора, вылепившего гениталии жеребца в форме человеческого лица, пялился, увековеченный в бронзе, то ли один из недоброжелателей Клодта, то ли сам Наполеон.