Дети радиопомех

Он протянул руку, намереваясь потрепать ребёнка по щеке, но вместо этого что-то заставило его схватить Кирилла за запястье и грубо сжать.

- Ты делаешь ему больно, - сказала Лена.

Игорь ничего не ответил, продолжая сжимать его руку сильнее и сильнее, ожидая, что он выдернет её. Хоть вскрикнет, хоть ойкнет. Пустит слезу, как происходило во время редких стычек между поколениями. Кирилл всегда плакал тихо, не позволяя ни одному звуку покинуть носоглотку; слёзы лились из глаз, как из худого крана. Сейчас он оставался безмолвным, словно тряпичная кукла.

Игорь разжал руку и ушёл, чувствуя, как краснеет сзади шея. Хотелось что-то сказать, мальчишке, его матери - да хоть слепить скабрезную шутку, которая пустит по этому бронированному стеклу трещину. Но ничего не шло на ум. Он прикрыл дверь и слушал, как Лена уговаривает Кирилла лечь ещё поспать.

Ведь пацан действительно не виноват, что отец так к нему относится. Может, он не слишком нормальный в представлении мужика, который любит иногда за бутылкой пива засесть в гараже, полном запчастей, втулок, педалей-топталок, колёсных спиц, развешанных по стенам вроде ёлочных игрушек, рулевых выносов и склянок с машинным маслом, но кто-то в незапамятные времена постановил, что все люди будут различаться между собой.

Впрочем, в том, что они не могут найти общий язык, есть и его, Игоря, вина.

Когда Ленка заставляла мужа брать ребёнка на работу, он делал это с неохотой и оставлял на попечении толстой Юльки-приёмщицы, или кого-нибудь из подмастерьев, которые, обыкновенно, избегали роли няньки на свой лад, выдавая ребёнку какой-нибудь из налаженных велосипедов и отправляя его на улицу. Ведь пацан уже взрослый - говорил себе Игорь - и сам сообразит, что делать, если ему вдруг приспичит перенять у отца какие-нибудь навыки.

Лена с детства читала Кириллу книги, подолгу рассматривала с ним картинки на страницах. Кирилл всегда был молчуном, его клапан работал в обратную сторону - внутрь его извергались целые тома слов, предложений, абзацев. Читать он научился очень рано. Когда стукнуло пять, Кирилл уже вовсю постигал науку стыковки букв, а «Хоббита» прочёл - Ленка говорила об этом не без гордости - в семь. Не сказать, что Игорь был против книжной науки. На самом деле, он не придавал этому значения.

- Что поделать, если в книгах приключения поинтереснее, чем у папы на работе, - разводил он руками в ответ на претензии жены.

Глаза у сына всегда были на мокром месте, однако плакал он редко. Ни разу Лена, или, тем более, Игорь, не слышали от него жалоб на плохое обращение в школе. Лена знала, чем он там занимается: тем же, что и дома, и в детском саду - сидит себе тихо в уголочке и играет, стукая кубики-мысли и корча самому себе рожи. Когда кто-то бесцеремонно влезал к нему в голову, учитель ли, или кто из беспокойных соседей, Кирилл удостаивал его долгим задумчивым взглядом, будто раздумывая - получится ли отделаться одним-двумя словами? - и если полагал, что это так, с рассеянной улыбкой выкладывал эти слова перед собой. Пришельцу, не важно, с войной ли, с миром, оставалось только убраться восвояси.

Кирилл всегда был лучшей компанией самому себе. И этот факт, в свою очередь, был лучшим оправданием перед самим собой для Игоря.

Игорь буквально затылком чувствовал, как щёлкнул в комнате выключатель. Какое-то время спустя он услышал, как скрипнула дверная ручка, и заставил свой затылок отлипнуть от двери. Не оборачиваясь, прошёл на кухню, уже остывшую от криков. Казалось, в открытых солонке и перечнице вместо приправ горками лежит пепел.

- Ты уйдёшь от меня теперь?

Лена налила себе апельсинового соку. Выпила, озабоченно посмотрела на часы. Пять утра. Скоро начнёт светать.

- Кириллу плохо, а тебя волнует, приготовлю ли я тебе завтрак, или прямо сейчас брошусь собирать вещи?

- Не сказал бы, что ему плохо, -  Игорь поморщился, провёл пальцами по лбу. - Просто немного перенервничал. С детьми такое бывает. Может, обижается на нас... на меня... не знаю.

- Откуда бы тебе знать, что бывает с детьми, - сказала Ленка, но как-то устало. Она выдохлась. Игорь почувствовал по этому поводу трусливую радость.

Обивка кресла заскрипела под его весом. Теперь он смотрел на жену снизу вверх, неловко поглаживая лысину.

- Слушай, я тебя ударил...

- Как будто это первый раз, - фыркнула Ленка.

«В твоём положении - первый раз», - подумал Игорь, но вслух не сказал ничего. Внезапно в голове завелась вертлявая мыслишка: эта женщина ведь намного сильнее его. В одном из любимых Кирюхиных миров она бы, наверное, смогла стать бравым капитаном и в одиночку вести дирижабль на северный полюс. А здесь... здесь её героизм заключается в сущей малости - в том, что она живёт со своим мужем, который далёк от идеала. Игорь изучил свои подмышки - похож я на дирижабль с каким-нибудь гордым названием, вроде «Адмирал ван дер Штольц»? По всему выходит, что нет. У него нет ни великой идеи, для которой он был построен, ни великой цели, к которой можно было бы лететь на полном ходу.

Опережая первый трамвай на какой-то десяток секунд, хрустящую предутреннюю тишину ели сирены скорой помощи под самым окном.

- Наверное, я без тебя не смогу, - сказал Игорь.