Синестезия

- Моего извинения явно недостаточно, чтобы растопить твою обиду, - заметила я.

Глеб что-то пробурчал в ответ на мое замечание. Он явно был не рад моему поведению. Это подсказывало мне, что я иду верным путем.

На кухне впечатление эпохи поп-арта усилилось, подкрепляемое занавесками ядовито-зеленого цвета. Я дотронулась до них по привычке и переместилась к плите. Заглянув в кастрюлю и заметив варившийся супчик, я вздрогнула от шелестящего баритона Мерцова.

- Давай сядем за стол, иначе я не выдержу.

- Не выдержишь чего? - подняла бровь я.

- Того, что ты трогаешь мои вещи.

- Да пожалуйста, - я с грохотом бросила крышку обратно, ухитрившись не расплескать суп, - Вечно у тебя нельзя ничего потрогать.

- Потому что это мои вещи.

Я долго сверлила его взглядом, прежде чем сесть за его компактный стол. А Глеб в ответ изобразил самое свое невинное выражение лица, вот только это у него плохо получалось. Стулья у него были удобством еще хуже, чем у стойки в баре. Те стулья не казались прямо роскошными креслами по сравнению с мебелью Мерцова.

Он уселся напротив меня, выпрямив спину и заставив меня почувствовать себя сутулой бабкой.

- Так что за работа?

Я стала ему подробно описывать, как здорово работать официанткой, и что Агата пообещала мне платить в два раза больше, чем должна была. При этом я раз пятьдесят ему сказала, что мне там очень нравится, и меня не слишком волнует мнение отца. Ведь я же заняла себя чем-нибудь – заняла, правильно, соответственно они должны перестать ко мне цепляться.

Конечно же, Глебу эта моя работа не понравилась.

- Ты не могла бы выбрать что-нибудь получше? – недовольно спросил он.

- Что, к примеру? Секретаршей в банке или помощником библиотекаря? Больше меня никуда не возьмут.

- Не надо было вылетать из школы.

- Хватит мне об этом говорить, - огрызнулась я, - Вылетела, и слава Богу. Больше не увижу этих отпрысков состоятельных родителей. Всегда ненавидела эту школу. Там все ходят, друг перед другом расшаркиваются, а на самом деле поубивать всех готовы. Смотреть тошно.

- У тебя испорченное представление о мире, - хмуро заметил Мерцов, - Там бы у тебя было образование. А здесь… Есть же куча работ, где тебя примут без образования. А ты пошла в заведение развлекательного характера.

- Работа на стройке? Красить заборы и таскать мешки с кирпичами, как мой брат?

- Я не об этом.

- А зря. Витя, между прочим, не валялся целыми днями дома, как ты думаешь. Он работал с четырнадцати лет. Может, сейчас он гоняет балду, но раньше все было иначе. Да нет, и на сегодня у него тоже есть прекрасное занятие. И я не собираюсь работать горничной, или воспитательницей в детском саду, или продавцом в магазине. Нет, дорогой мой. Я буду делать то, что захочу, пусть даже в кармане у меня не будет ни гроша.

Я все вот это говорила, говорила, а на самом деле мне быть официанткой в баре — не то, к чему я стремилась. Но однако же это лучше, чем другие варианты.

- Смелое заявление для того, кто вырос в богатой семье.

Я со злостью уставилась на него.

- Будь моя воля, я выбрала, в какой семье мне расти. И это точно была бы не обеспеченная семья.

- Но почему? – изумился Мерцов, забыв, что он должен выглядеть, как строгий учитель, а я – его провинившаяся ученица.

- Потому что чем труднее жизнь в начале пути, тем легче дорога к концу пути. Понимаешь? Только трудности делают тебя настоящим человеком. Если ты вырос в роскоши и благополучии, ты многого будешь бояться. Вот почему люди, выросшие в нищете, такие сильные. Я не говорю сейчас обо всех. Но в большинстве случаев это так. Научить чему-то может только сама жизнь – с трудностями и препятствиями. Ты совершаешь ошибки, учишься на них, постигаешь опыт. Образование? Оно не может дать такого. Если в начале своей жизни тебе было легко и просто, дальше будет так сложно, что ты испугаешься и залезешь обратно за пазуху у родителей. Ты понимаешь?

Глеб замотал головой, и я со вздохом откинулась на стуле.

- То есть, ты считаешь, что трудности могут сделать человека человеком? – с сомнением уточнил он, - Бред. Только воспитываясь в роскоши и благополучии, ты получишь достойный фундамент для своего характера и будущей жизни.

Я внутри себя махнула на это рукой. Что толку вдалбливать кому-то свою философию, если он этого не понимает? В интернате меня окружали те самые воспитанники из благополучных семей, и все они были похожи друг на друга. Такие же мелочные, снобистские личности, думающие о том, как бы превзойти других и быть лучше прочих. Иногда они были еще и настоящими подлецами.

- Думай, что хочешь, но можно я буду сама выбирать себе работу, хорошо? Я не нуждаюсь в подсказках, - произнесла я, не глядя на Глеба.

- Я не буду больше тебя учить.

- Неужели? – я с удивлением посмотрела на Мерцова.

Он вдруг встрепенулся, часто заморгал.