Синестезия

- Они есть, - твердо заверила я, показывая тоном, что не хочу больше об этом говорить.

- Будешь овсянку? – предложил отец, видно, почувствовав мое настроение. Вот когда не надо, он проявляет какое-то заботливое сочувствие. А когда я пытаюсь добиться от него понимания, он словно ничего не слышит.

- Не, я хочу пирожное, - отказалась я и потянулась к корзине с десертами, стоящей еще со вчерашнего дня, - Оно с кремом?

- С заварным.

Очень хочется сладкого, - пояснила я, откусывая хрустящую оболочку.

- Расскажи мне, что было в Ленинграде, - попросил отец, - Что было нового в Эрмитаже?

Я прожевала кусок и проглотила его, запивая чаем, только потом ответив:

- Там открылся новый зал. С картинами.

- И что за картины были представлены там?

- Поздний сюрреализм.

- Ты не хочешь рассказать подробнее?

Я оторвала взгляд от кружки и перевела его на отца. Кому это вообще интересно? Мне. Потому что сейчас мне придется выдать чистую ложь. А что еще делать? Сказать правду? Нет, я еще жить хочу.

- Сюрреализм – это такое направление в искусстве, в модернизме, где художники, видя причудливые и странные образы в своих снах, пытаются отобразить их на бумаге, - сбивчиво пояснила я, - Они, как и импрессионисты, достают образы из ума. У них очень развитое воображение. А в каждой картине можно найти…

- Подожди, это те, кто накачивается опиумом, а потом малюет холсты в наркотической агонии? – спросил отец.

Я поджала губы, обидевшись за бедных художников.

- Ну, это не очень точно описание. Не все из них баловались этим.

- Но такие есть?

- Некоторые.

- А тебе самой понравилось?

- Мне понравилось. Учитывая, что они ниоткуда это не срисовывают. Пусть там много непонятного, но все равно, искусство оно есть искусство.

- Лично мне не нравятся эти палочки и черные квадраты. Высшая степень примитивности! – воодушевленно воскликнул отец и сделал большой глоток давно остывшего чая, - А что еще вы посетили?

- Обошли несколько залов, где живопись. Совсем чуть-чуть. Всего великолепия за один раз не посмотришь. Зато мне никогда не надоедает проходить мимо итальянской живописи.

Если хотите, чтобы вам верили, то верьте в свою ложь, как учил меня Витя.

- Ты так все интересно рассказываешь, - сказал отец, - Прямо слушал бы и слушал. Но мне пора.

С кряхтением поднявшись с места, Николай отправил в раковину кружку и тарелку.

- Куда ты? – спросила я.

- Я должен отнести свой вчерашний отчет, потом наладить телефонную связь с отделом кадров и спросить у них, где они потеряли Антона Николаевича.

- Кто такой Антон Николаевич и почему ты в воскресенье идешь… Ах да! Мы же, трудоголики, и ночью бы пахали, если бы не стыдно было, - хмыкнула я.

Отец расставил тарелку и кружку по своим местам.

- Про Антона Николаевича забудь, это нудная история. И вообще, откуда такое презрение к работе? В частности к моей? Она ведь так важна.

- Да ну? – засомневалась я, - Помнишь, что говорил Данко «Не доверяйте трудоголикам. Вот из-за таких случаются мировые войны. Деловые …». Ты понял…

Я сделала паузу в интересном месте. Нет, мне же осталось три месяца, и я стала бы культурным, преуспевающим человеком на крутой работе. Так что повторять все словесные жаргоны дедушки не очень прилично. Да и отцу это никогда не нравилось.

- Твой дедушка просто шутник. Ладно, мне пора, – помахав ручкой, отец вышел из кухни в таком беззаботном настроении, которого я никогда в нем не видела.

Прежде чем я успела встать и отнести посуду в раковину, закончив трапезу, на кухню вошел человек в ярко-лиловой рубашке и красных кожаных туфлях.

- Ты чего не спишь? – удивился Данко, заметив меня на кухне, - Ты же пришла только два часа…

- Да-да, в двенадцать я была уже дома, - я мило улыбнулась, опасаясь, что отец все еще где-то поблизости, - Так что я выспалась.

- А, - на гладко выбритом лице деда мелькнуло понимание, - Все ясно. В двенадцать, говоришь? Поздновато, поздновато…

Он сел за стол рядом со мной.

- Я получил подробный пересказ о вчерашнем путешествии в Петербург, - сообщил дедушка.

- И как?

- Вы такие молодцы. Мне даже не верится, что вы сделали это.

- Ну, еще бы. У меня так спина болит. Мы играли так, будто это наш последний концерт. Никто не ожидал. А Альберт просто душка!

- Спиртным не увлекалась? – с подозрением спросил Данко.

- Да ты что?! – возмутилась я, - Дед, я всю ночь за Витей следила, пила кофе и слушала бесконечные дискуссии за столом. Мы уехали, только когда Мику стало клонить в сон, а брат полез горланить на сцену.