Синестезия

- А, это ничего, - женщина прислонила руку ко лбу, - С утра голова болит.

- Я могу постоять здесь за тебя.

- Нет, - сказала она, - У каждого тут свое занятие. Я вполне справлюсь за оставшийся вечер. Будешь кофе?

- Я же сюда пришла на работу, а не на ужин. Но спасибо.

- Нет проблем, - отозвалась она и потянулась к коробке, в которой она хранила деньги. Тонкие ее предплечья казались почти детскими.

- Сходи к Борису. Он там готовит кое-что, - сказала мне Агата, открывая коробку и пересчитывая деньги, - Переоденешься и отнесешь заказ.

- Будет сделано, босс, - ответила я.

Я прошла на кухню. Воздух наполнял аппетитный аромат жаренных крылышек – фирменное блюдо в «Страннике», где было больше сортов выпивки, чем наименований блюд. Боря суетился над плитой в своем белом фартуке, по-прежнему не снимая кепки. Я повесила сумку в шкафчик неподалеку и сняла куртку. Кухня Бориса была маленьких размеров, но очень уютная. Здесь находились два больших холодильника, тяжелый стол, много ящиков и гора посуды и столовых приборов. Можно было нанять нашему повару помощников, но Боря отлично справлялся сам.

- Что готовишь? – спросила я, снимая с вешалки неподалеку свой рабочий фартук. Агата требовала, чтобы я носила хоть что-то, чтобы была похожей на официантку. Формы же для меня еще не изобрели.

- Как будто ты сама не чуешь этого восхитительного запаха, - сказал Борис, не отвлекаясь от плиты, на которой на сковородке он готовил мясо.

- Конечно, чую, - я завязала крепко фартук сзади.

- Скажи, мартышка, а ты здесь потому, что твой папочка не дает тебе карманных денег?

- Если ты об этом, то я вполне могу найти средства. У меня есть дед, у которого можно попросить все, что угодно. Мне просто нужно чем-нибудь полезным себя занять, пока я не уйду и не сяду на месте, не занимаясь больше хоть каким-нибудь физическим трудом.

- Куда ты уходишь, мартышка?

- На новую работу. И не называй меня больше мартышкой. Агате расскажу, - пригрозила я.

- И что сделает мне эта хрупкая леди? - отмахнулся Боря, - Оставайся, здесь хорошо. Не надо никакой другой работы. Чем у человека круче и тяжелее работа, тем он печальнее.

- Я бы рада остаться, но не могу. Я буду рада, если ты повернешься ко мне передом, избушка. Я не могу разговаривать с твоей спиной.

Боря хихикнул, так и не соизволив посмотреть на меня.

- Я занят, мартышка. Я готовлю крылышки. Хочешь, тебе одну порцию сделаю?

- Нет, я не голодна.

- Хотя бы одно крылышко!

- Вы что, сговорились с Агатой меня кормить, что ли? То ты, то она мне кофе предлагает.

- Я тебе кофе не предлагал. Я насчет крылышек. Молодому организму нужны полезные вещества, - заметил Боря, подливая масло на сковороду, которое тут же аппетитно зашипело, - А у тебя не организм, а кости, обтянутые кожей.

- Между прочим, я поправилась на пару кило, с тех пор, как вернулась.

- А почему? Тебя что, в школе там плохо кормили, и ты набросилась на еду здесь?

Нет, там кормили будь здоров. Но еда там просто отвратная.

- Конечно. Не такая, как блюда от Бориса, - повар взял тарелку, стоящую рядом и специальной плоской ложкой положил на нее крылышки, - Вкуснятина! Вот и твой заказ.

Он шлепнул тарелку на стол, о который я оперлась в ожидании блюда. Куриные крылышки пахли так, что у меня желудок сворачивало. Я не ела с самого утра и, честно сказать, от еды, приготовленной Борисом, уж точно не отказалась бы. Я подняла тарелку, держа ее ладошкой. Я действительно чувствовала себя официанткой. Этакой просто провинциальной девочкой, устроившейся на работу в баре, чтобы собрать деньги на новое платьице или запчасти для мотоцикла.

- Пятый столик. Тот, что в углу, - сказал Борис, вытирая полные руки о полотенце, - Там два таких престарелых друга. Ты и сразу увидишь. Они на членов гольф-клуба похожи.

- Поняла, спасибо.

- Эй, мартышка! – окликнул меня Борис, когда я уже была у дверей в зал бара.

- А?

- Если захочешь есть, приходи.

- Непременно, - улыбнулась я и поспешила покинуть кухню.

Я отнесла заказ двум старичкам, которые сразу же принялись за крылышки. Их бокалы уже были почти пусты, и я спросила, не надо ли им добавить пива. Они вежливо ответили, что нет. Я убрала с соседнего столика, отнесла посуду на кухню, к раковинам, потом вернулась и протерла стол. Поменяла пепельницы там, где следовало, наполнила стаканчики зубочистками и салфетками. Работы здесь не так уж и много, но мне нравилось убирать и наводить порядок. Помогало отвлечься от ненужных мыслей. Плюс время летело быстрее.

Пару раз приходилось брать бежать к Борису и говорить, чтобы он еще пожарил картошки или открыл консервы с бобами, потому что сегодня посетители были что-то голодные. Я спросила у Агаты, можно ли мне поменять это мутное африканское регги, которые крутилось уже целый час в баре, и она разрешила. Музыка ее не особо заботила, когда она работала. Я поставила что-то из раннего блюза, и постепенно расслабилась. Все-таки, музыка имеет огромное влияние на человека. А у Агаты было много интересных записей, даже классические композиции.

Около половины восьмого вечера я стояла у входа одного из городских парков и дожидалась Глеба. На мне были светлые джинсы и белая куртка. Специально прихорашиваться для Мерцова я не стала. Хватит с него и того, что я помыла голову. Тем более, ее следовало помыть, потому что в баре стоял ужасный хмельной запах.

Парк был одной сплошной зеленой растительностью, и в пользу апрельской погоды большинство этой растительности уже пышно начинало расцветать. Только парк был немного не убранный. Трава здесь росла бурно, ее не подстригали, в отличие от центрального парка. Уборщики разве что убирали мусор и очищали дорожки от опавших листьев. Эти дорожки тоже были не очень. Какая-то смесь бетона и камней, вся в трещинах от погоды и времени. Нет бы, чтобы выложить кирпичом тропы. Но никому это не нужно. К тому же, парк все равно мне нравился.