Страница 21 из 37
– Вот, пожалуйста, «Бордо». А кто не хочет наш «Бордо», тот получит по мордо…
От проницательного Виктора нахлынувшая на его подопечного меланхолия, само собой, не ускользнула.
– Да бросьте, господин Президент, – обратился он к Сергею, когда, переварив сытный обед, они появились на крыльце магазина. – Это всего лишь как выйти замуж не по любви: со временем втянетесь и влюбитесь. А хотите, мы устроим вам культ личности?
– Чур меня, Виктор! Вы шутите!
– Отнюдь. Кстати, не желаете посетить наших юных сограждан? Будущее, так сказать, нации? Тут буквально за углом расположена средняя школа. Кстати, носит ваше имя.
– Как это, носит мое имя?
– Так. Школа имени С.Н. Висельникова, первого Президента Портупеи. Между прочим, я ее в свое время заканчивал, – улыбнулся Виктор. – Тогда она, конечно, была просто средняя школа. Но теперь это особое образовательное учреждение, отмеченное ва-…
– Идите вы к черту с такими идеями! Вы… – Сергей запнулся и внимательно вгляделся в своего помощника. – И что, много чего еще уже носит мое имя?
Виктор улыбался, но молчал, что было красноречивее любого ответа.
– Господин Президент, – наконец сказал он, – вы должны понимать, что, как и любой президент реального мира, себе вы не принадлежите. Как не принадлежит себе любой человек. Мы принадлежим своему обществу, хочется нам этого или нет. И даже если мы не желаем ему служить, оно найдет пути использовать нас в своих интересах.
– Хорошо, но какой у всего этого смысл?
– Смысл? А разве нужен смысл? Разве в жизни человека он обязательно должен быть? Смысл может быть вложен в жизнь лишь самим человеком, но поскольку жизнь уже предрешена за него обществом, откуда в ней смыслу взяться? Человеку дается предназначение. И, я считаю, это важнее смысла.
От вина и жары Сергея снова замутило. Слова Виктора проникали к нему, словно пули, пробивающие тяжелую фанеру – с трудом, но при этом все равно разили наповал. Каждое слово заставляло его внутренне содрогаться и искать опоры в своем ускользающем мироощущении.
– Виктор, а Земля здесь круглая?
– Извините, не понял вопроса.
– Земля. Планета. Круглая или плоская?
– Она такая, какой она нам удобна. Захотим, будет круглой. Хоть кубом будет.
У ступенек крыльца школы их уже поджидала мрачного вида матрона.
– А вот и наш дире-ектор, Флавия Помпеевна, – заискивающим голоском сообщил Виктор. – Главная шпаноукладчица микрорайона. Рекомендую.
Сергей вгляделся. Да, тут было, что рекомендовать. В юности Флавия Помпеевна наверняка увлекалась тяжелой атлетикой или дзюдо. В ее взгляде отчетливо читалось желание схватить собеседника и победно вздернуть его над головой либо бросить эффектным приемом через бедро. Любой президент был бы рад видеть подобных директоров во главе всех своих школ. Да и не только школ.
Экономным, рубящим движением ладони Флавия Помпеевна указала на входную дверь и столь же экономно, то есть немногословно, отчеканила:
– Прошу!
Сергей вошел в школу. Была перемена. В холле скопилось множество учеников, однако в воздухе висела то ли торжественная, то ли зловещая тишина. Ученики передвигались неспешно и размеренно, будто свое в детстве они уже отбегали. Не было ни возни, ни смеха, ни визгов.
– Вы, случаем, не нашу школу заканчивали, господин Президент?
– Нет… – выдавил из себя осекшимся голосом Сергей.
Флавия Помпеевна вышагивала сбоку от Президента, не отрывая от него сурового взгляда, как бы обещавшего: «Ну, только попадись мне!»
Дверь в конце коридора, куда директриса отконвоировала Сергея, распахнулась. Мимо них проскочил звонко икающий, зареванный мальчонка лет восьми. Из комнаты, откуда он выбежал, на Сергея смотрели, ухмыляясь, с полдюжины учителей. Или не ухмыляясь, а приветливо и верноподданнически улыбаясь?
Взгляд Сергея случайно упал на табличку на двери. На официально траурном прямоугольнике таблички золотом было выведено: «Мучительская».
– Нет, Виктор, я туда не пойду, – Сергей замотал головой и попятился, осознавая, что принадлежит не себе, а нации, и, значит, пора кончать с развлекательными экскурсиями и возвращаться к государственным делам. – Нет, нет и нет!
Со вчерашнего вечера ландшафт на конторке швейцара кардинально изменился. Она уже не была заставлена обветшалыми фолиантами старинных изданий и внушительными томами родителей русской литературной классики. Вместо них на столе высилось несколько стопок из хлюпких – в основном тонких, в мягких обложках – книжонок, в названиях которых Сергей узнал несколько современных изданий. Над одной из таких книжек, в напряжении навалившись на нее обеими руками, словно придавливая поверженного врага, возвышалась громада швейцара.