Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 95

За неделю до окончательного переезда в Сочи Аврора, как любой уважающий себя параноик, всерьез засомневалась в решении покинуть родной город. И не было в этом сомнении ничего, кроме многолетней привычки переживать по поводу и без. В поисках поддержки Аврора позвонила подруге:

— Олененок, ты что сейчас делаешь?

— Реву.

— Что-то случилось? Мне приехать?

— Нееее, Маркова… Не дергайся, – всхлип на другом конце провода.

— Оль, я же волнуюсь за тебя!

— Каждой половозрелой бабе хотя бы пару раз в месяц положено порыдать. Я за август еще не выполнила план, так что сижу и наверстываю упущенное. Я, как только приду в состояние клинической нормы, так сразу перезвоню, ладушки?

— Ладушки…

Аврора вспоминала, сколько она в среднем тратит времени на один сеанс «порыдать» и ждала весточки от Олимпиады только на следующий день или, в лучшем случае, через несколько часов. Подруга оповестила Аврору телефонным звонком через пятнадцать минут.

— Я слушаю тебя, Рорик. Что ты хотела?

Голос Олимпиады звучал на удивление ровно. И если всхлипы еще можно подавить, то заретушировать заложенный нос — обязательный спутник продолжительного плача — никому не под силу..

— Нет уж, это я тебя слушаю. В связи с чем была истерика?

— У кого истерика?

— Не у меня же!

— Судя по тому, как ты кричишь, именно у тебя.

Несколько секунд подруги напряженно дышали по обе стороны трубки.

— Рорик. Истерикой и не пахло. Мне необходимо было чутка всплакнуть.

— Ты же не ответишь мне, по какой причине?

— Я ответила. Потому что так положено.

— Тогда… С какой целью?

— С целью восстановления водного баланса в организме! — наигранно весело ответила Олимпиада, желая поскорее свернуть тягостную беседу.





— С этой же целью могла просто сходить в туалет.

— Пф… Узко мыслишь, Маркова.

— Олененок…

— Что?

— Ты каждый месяц выполняешь этот план?

— Пытаюсь…

– А если нет желания плакать, что тогда? Классические возбудители плача – «Хатико» и «Белый Бим Черное ухо»?

– Нееее, Шопенгауэр! Артурчик – такой мнительный параноик, что невозможно остаться равнодушной!

— И как твоя норма за август?

— Шикарно! Я думаю, что можно даже будет пропустить сентябрь. Я, видишь ли, пошла проверенным темпом под кодовым названием «пятилетка за три года».

Аврора силилась прогнать колкий стыд и задать интересующий ее вопрос:

— Олененок, а если я скажу, что мне, вероятно, не стоит уезжать? Что, если я ошиблась? Ты разозлишься, да?

— Нет, Рорик, что ты! Я всего лишь пойду на очередной заход «порыдать». Сразу же и за октябрь норму выполню. Вот что за несусветную чушь ты несешь?! Я изо всех сил тебя оправдываю тем, что ты долгие и долгие годы подчинялась решениям других людей, а сейчас тебя банально дискомфортит от окончательного и безвозвратного перехода ответственности в твои руки. Оттого и пытаешься отбрехаться от собственного выбора. Так с разводом было, теперь вот с переездом. Но должны же быть какие-то границы!

— Оль…

— Нет, ты дослушай! Ты мне сейчас звонишь для того, чтобы я тебе прямо или косвенно указала на наилучший для тебя жизненный план. Олимпиада, мол, мудрее, пускай подскажет. Баста, подруга! Приняла решение — имей смелость нести за него ответственность. Аврора… Давай-ка сама. Своей головой. Я отключаюсь. Позвони, как что-нибудь надумаешь.

Олимпиада вспоминала, сколько ее подруга в среднем тратит на простецкие бытовые нужды, будь то выбор пары джинсов или шампуня, и ждала окончательного решения Олимпиады только на следующий день или, в лучшем случае, через несколько часов. Подруга оповестила Олимпиаду телефонным звонком менее, чем через пятнадцать минут.

— Олененок… Я поеду.

— Я знаю.

Этим же вечером подруги встретились в кафе. Аврора предлагала прийти к ней в гости, даже бессовестно заманивала свежеиспеченными булочками, но Олимпиада справедливо подметила: «У тебя остались последние дни на свободе. Дальше начнется добровольное кухонное рабство. Позволь кому-нибудь тебя накормить. К тому же нам не помешает немного высокоградусных коктейльчиков, а ты их в доме не держишь».

Олимпиада обожала свою подругу, но, вместе с тем, ненавидела дружить с женщинами из-за их почти поголовной обидчивости и страсти манипулировать окружающими при помощи этих обид. А несколькими часами ранее Олимпиада была резка, если не сказать груба. Она волновалась, что до отъезда подруги в Сочи они сохранят какие-то невысказанные обиды.