Сталь и песок

* * *

Просторный зал лаборатории обильно освещенный многочисленными фонарями, окутывал бесчисленные ряды кресел стальным блеском и придавал помещению сходство с операционным залом. Фигуры в серых комбинезонах резко контрастировали с белыми халатами медиков, что совместно раскладывая бесчисленные кофры с красными крестами, наполняли зал гомоном и тестовыми писками подготавливаемой к тяжелой работе медицинскими комплексами.

Окинув зал внимательным взглядом, обернувшись, Череп спросил:

— Сколько бригад дежурить будет?

— Достаточно, — отозвался Цыганов, голосом человека измотанного бесчисленными организационными вопросами, — Здесь полных десять бригад. Мы оголили весь медицинский корпус и еще взяли медиков с госпиталей. Развернутого оборудования с лихвой хватит на одновременную реанимацию сотни человек.

Стоя рядом с фигурой щуплого парня, Цыганов в очередной раз мысленно поражался. Этот парнишка всколыхнул всю заставу, словно бросил камень в застоявшееся болото. И круги от этого камня дошли к столице там перевернули все верх дном и вернулись обратно с таким карт-бланшем на любые действии, что ему, управляющему с многолетним опытом и можно сказать бюрократом хлебнувшем не мало от всевозможных межведомственных интриг в получении одобрения на любой чих выходящий из бюджета лаборатории, оставалось только озадаченно хмыкать получая очередной грузовой караван из разных концов освоенного Марса. Все путевые документы шли с пометками груза первой срочности, а такая великая вещь как виза объединенного командования, творила чудеса. Грузы доставлялись в течении трех суток круглосуточно и нескончаемым потоком. Китайскими иероглифами чередовались с арабской вязью, и бесчисленные контейнеры с надписями на английском заполнили все склады заставы массивными контейнерами, даже приходилось оставлять многие грузы прямо на поверхности, предварительно выставляя усиленную охрану. Но в результате один их уровней лаборатории превратился в самый современный и оснащенный виртуальный центр на Марсе, набитый дорогостоящей техникой под самый потолок. Его лаборатория превратилась в самый настоящий муравейник в котором стало тесно не только от белых халатов терзающих его подчиненных любопытными вопросами, но офицерами столичных ведомств песочными цветами разбавляющих царство серо белых фигур.

То, что планировалось проводиться в стенах лаборатории пока не афишировалось, но в узком кругу специалистов получило широкую огласку, и теперь ему приходилось отвечать на многочисленные звонки коллег выставлять дополнительные камеры фиксаторов, что бы больше специалистов могла "вживую" наблюдать за ходом эксперимента…

— Принесла не легкая, — пробормотал Череп наблюдая за входом в котором показалась многочисленная делегация столичных офицеров. Ему пришлось выдержать целый бой с советниками и наблюдателями желавшими подойти к эксперименту с помпой и освещением в средствах массовой информации. Тут голова пухнет от всевозможных расчетов, хронического недосыпания, а некоторым не терпится раструбить об "усиленной работе по подготовке к победе".

— Не переживай, — понимая волнение парня, Цыганов положил руку на плечо, — Удав всыпал болтунам по полной программе. Они даже бояться вообще смотреть в твою сторону.

— Да уж, — криво усмехнулся Череп, вспоминая бурю поднятую на одном из совещаний командиром заставы, — думал, стены обвалятся.

И не то, чтобы люди были плохие, просто офицеры отвечающие за работу с личным составом настолько вжились в свои обязанности, что как зачастую бывает потеряли самих людей, и воспринимали наемников как статистов в театре высокопарных речей, и пафосных воззваний при этом игнорируя самые обыкновенные чувства такта и порядочности. И Удав напомнил им. Но так напомнил, что все "залетные" офицеры из команды пропагандистов спустя двадцатиминутный разнос, стояли пунцовые как раки, даже не пытаясь возразить полковнику.

Вспоминая прошедшую неделю, Череп передернул плечами. Такого психологического прессинга и жерновов нехватки времени, такой нервотрепки он не испытывал никогда. Буквально в ту же ночь когда заставу тряхнуло от толчка, вызванного чудовищным взрывом в ущелья Двух Сестер, он был с командующим на КП и был свидетелем как испарилась часть хребта.

Та ночь далась полковнику очень тяжело. Потеря эскадрилий летунов до последней машины сдерживающих тварей на подходах к вершине хребта, и сцена последнего боя штурмовика, буквально с разодранным корпусом на двух чадящих турбинах, остервенело отстреливающегося от наседавших тварей, очень подействовала на и так не блиставшего здоровьем командующего.

Череп видел как прямо на глазах, человек с каждой секундой терял силу жизни, и когда твари буквально на лоскутки рвали экипаж пытавшийся выбраться из притершегося к скале штурмовика, полковник постарел на десять лет. Но когда арабы объявили экстренную эвакуацию, и спустя два десятка минут ущелье поглотила ослепительная вспышка, — напрасная гибель летунов надломила полковнику внутренний стержень.

Слова лейтенанта предсказавшего финал событий превратили оного в пророка. И без того выделяющий лейтенанта из плеяды офицеров, полковник теперь принимал каждую высказанную Черепом мысль как единственную здравую. А по случайно оброненным словам о необходимости эксперимента с людьми, с Черепом провели настоящий допрос-беседу. Вызванный Рвач с хваткой бульдога едва ли не с клещами вырвал с него все подробности задумки по привитию наемникам нового алгоритма. И той же ночью, разбуженный Цыганов заспано протирая глаза, вчитывался в строки доклада, и резко проснулся едва не затрясся вчитываясь в конечные цели эксперимента. И без того вечно бунтующие волосы, казалось встали дыбом, когда управляющий лабораторией с горящим взором подтвердил большие перспективы и практическую ценность такого эксперимента.

Тогда Черепу так и не удалось поспать. Беспощадно истерзав шею коктейлем из психотропного арсенала "ежа" он присутствовал на утреннем совещании уже как координатор нового проекта. А затем закрутился такой хоровод из сеансов связи со столицей, виртуальности, испытаний оборудования, что для Черепа все слилось в бесконечный калейдоскоп.

Речи, научные диспуты, тактические оперативки с офицерами различных ведомств, диаграммы технических характеристик, — и все это обсуждалось уже на высшем уровне. Где, конечно же, обычному лейтенанту самому бы не справится, имей он хоть семь пядей во лбу. Но Удав не вылезал из кабинета ведя бесконечные переговоры по дальней связи. Где ругаясь, где совещаясь, где убеждая оппонентов, но вместе — Удав, Рвач, Цыганов и Череп победили бюрократическую и не поворотливую систему управлении. Оценив по достоинству предложение молодого лейтенанта, Объединенное Командование уцепилось за него как за последнюю соломинку. И событий закрутились со стремительностью летящего с горы кома снежной лавины…

Отрывая от воспоминаний, к Черепу подошел офицер из службы разведки, приставленный лично Рвачем. Исполняя обязанности адъютанта, капитан был не многословен, но как показала практика весьма полезным человеком. Зная все тонкости взаимодействия внутренних служб, был тенью Черепа, и не навязчиво вмешивался во все вопросы в которых боевой офицер не ориентировался.

Так и сейчас, деликатно кашлянув, Карп стоял чуть в сторонке, не мешая разговору двух людей в один миг ставшими надеждой для всех наемников.

— Все готово.

— Ну тогда нужно деликатно выпроводить всех лишних с зала, — кивнув в сторону зеркальных стен, за которыми располагались наспех сооруженные места для "болельщиков", Цыганов повелительно махнул рукой подзывая одного из техников, — помоги Карпу и, что бы через три минуты зал был пуст.