Квартиранты

Все началось с той злополучной ночи. Костик не хотел возвращаться домой. И как назло пошел сильный проливной первый весенний дождь. Ночевать на улице или под мостом стало невозможно. Холодно, снег еще не стаял, да и участковый знал каждый закуток их ночлежек. Вокзалы, парки и прочие убежища, где можно было скоротать ночь, под завязку были набиты милиционерами. В ту пору на беспризорщину обрушились такие облавы, что не осталось ни одного безопасного закоулка. Ночевать у друзей было крайне опасно. Всего пару часов назад они грабанули продуктовый ларек. А Володя Аварийный в горячке пырнул продавщицу заточкой. После такого их будет искать весь город. Перетрясут каждую квартиру.

Договорились разбежаться до утра, в привычных местах носу не показывать, ночевать там, где придется, а лучше всего зашухериться где-нибудь в укромных уголках, чтобы завтра, в крайнем случае – послезавтра дать стрекача из города. Костика трясло. Не от холода, а от того, что в первый раз при нём убили человека. Он давно жил этим миром. Отец – рохля и тряпка, слабохарактерный человек не приносил домой денег. Мать, злая на отца за его вечное «не могу» нашла себе ухажера, ушла к нему, а потом вернулась побитая и месяц жила как примерная жена. Костик не простил предательства. Мать - лярва снова стала таскаться по мужикам. Отец от горя и бессилия, запил. По пьяному делу в нем просыпалась дикая, буйная ярость. Он выбегал в подъезд, дрался с соседями. Точнее соседи его били. Он только хорохорился до первого хлесткого удара по лицу. А после падал на пол, сворачивался калачиком и прикрывал лицо руками. Чаще всего бить его никто не собирался. Костик поклялся, что такой размазней не станет никогда. Связался с детдомовским беспризорниками, затем с какими-то урками, а в прошлом году вступил в банду самого Коли – Самосвала. Проку от Кости было мало. В основном шнырял за куревом и водкой. Но форсу было не занимать. Его боялись и уважали в школе, ему завидовали во дворе. Пацан, что называется, в авторитете.  И вот теперь надо тикать из города. Денег нет, друзей верных тоже. Все шестерят перед Самосвалом, а сами продадут тебя за копейку.

Костик шел по ночному городу, моросящий дождь перешел в ливень. Он забежал в первый попавшийся двор. Одинокий палисадник, балкон на первом этаже. Тихо, спокойно и вроде бы даже сухо. Жаль нет газет, а так - постелил бы себе вместо перины. Нарвал мокрой травы, залез под балкон. Там было зябко. Воняло сыростью. Зато хоть дождь не хлестал. Спать Костик после пережитого не мог. Все думал о женщине. Небось дети остались. Трудилась, на кусок хлеба им зарабатывала, не таскалась по мужикам, как шалава. А Володя взял и зарезал. И теперь никогда и ничего у нее не будет. Бога то, оказалось, никакого нет. Костик твердо решил, что если станет взрослым и богатым, то разыщет детей этой женщины и даст им много-много денег. А сколько – он еще сам не знал. Чтобы на машину хватило и чтобы все лето в санатории отдыхать и каждый день питаться в самом дорогом ресторане одними котлетами по-киевски и шашлыком.

 Мечты о помощи, сладкие воспоминания о редких обедах в приличных местах слегка притупили совесть. Костик клевал носом, но до конца заснуть не давала постоянная дрожь. Потом как-будто стало теплее. Приснилось теплое, ласковое море, кораблики на воде и капитанская белая форма.

 Он проснулся ночью, было ужасно холодно, к тому же ломило все тело. Вода натекла под балкон, он оказался в ледяной противной луже. Дождь хлестал как из ведра. Из носа текло, лень было пошевелить пальцем, но сил терпеть тоже не было. Он выкатился из под балкона, на ватных ногах забрел в подъезд. По сравнению с улицей в подъезде было тепло, почти уютно, а главное сухо. Он свернулся калачиком у чьей-то двери и тут же уснул, а проснулся от крепкого пинка под ребра. Милиционер в темно – синей форме снова пнул его, а потом схватил за шиворот словно щенка. Костика скрутили и бросили в машину. Отвезли в отделение.  Ему угрожали, кричали, заставляли что-то писать, но голова варила туго, мальчишке было на все плевать. Костика лихорадило, зубы стучали от озноба, а голова и кости раскалывались от боли. Бей его в тот момент, ломай ему пальцы молотком – всё одно. Костик в бреду рассказал и про ограбление, и про Володю Аварийного и даже Самосвала туда приплёл. Голова кружилась, было плохо. Лихорадило. Понёс околесицу про моря-океаны, где он ходил на корабле в дальние страны. И у него красивый, белый китель. А над пароходом вьются чайки. Но небо упало и затопило корабль. Наверное он поэтому промок. Медленно-медленно он опустился на пол, уронив табурет. Милиционер слева цапнул его за рубаху, но удержать не смог. А дальше он уже ничего не помнил.

Боль в голове. Горячий кипяток из кружки. Толстый врач, с квадратными усиками под носом. Испуганные чекисты. И вот его уже несут в карету скорой помощи и мчат по ночному городу. Костик в палате, его все так же знобит. Морозит. Пичкают таблетками, делают припарки. И горчичник вроде дает облегчение, но нестерпимо колит в груди, каждый вдох дается с трудом. Жар, бред и ужасная слабость. Думать не хочется, жить не хочется. Вообще ничего не хочется. Хорошо только когда переодевают в сухое.

В одну из ночей дышать стало особенно тяжело. Вокруг никого. Сиплый вдох. Сотни тысяч игл воткнулись в легкие. Ах, как же хочется дышать. Не хватает кислорода. Спертый вонючий воздух, в палате на семь человек с запахом немытых тел, пододеяльных шептунов, лекарств, пыли и кислой еды. Это конечно не свежий, зимний румяный воздух. Красивый словно красная грудка снегирей. Такой же яркий, густой, пышный. Хочется дышать много, с наслаждением. А не получается потому что больно. И вот так приходилось терпеть сколько хватало сил. А потом нос и рот сами делали чудовищный глоток обжигающего воздуха. Больно, зато много. Семь бед – один ответ. И снова кашель, и кровь на простыне.