Квартиранты

              Отвратительная песня, с нудной, повторяющейся музыкой разбудила меня. Я открыл глаза. За окном была лунная ночь. Кема мирно посапывала под одеялом. Меня же сковал дикий страх. В детстве я боялся спать в темноте. Специально для меня оставляли открытой дверь, даже зажигали свет в ванной комнате. Затем детские страхи растворились в юношеских грезах. И вот снова этот липкий, затягивающий, колючий страх. Где-то в недрах этой огромной квартиры играла музыка. Что за ерунда. Включая попеременно свет в каждой из комнат, я двинулся вперед. Пока мы дремали комнаты снова сместились. Кухня была справа, совсем пропала бабушкина комната. Вместо нее - странная комната с амбарным замком. Кема все время удивлялась, куда она могла подеваться. С комнатой были связаны неприятные детские воспоминания.  Комната была частью маленькой квартирки прежних хозяев. По дедовским рассказам  в квартире долго жила мать с больным ребенком. Дед, выкупив квартиру, сначала подумывал отдать ее тетке. А потом решил объединить с уже имевшимися двумя на площадке. Продолбил стену. Получилась еще одна кухня, совмещенный санузел и небольшой зал, ставший теткиной спальней. Комнату, где болел ребенок, превратили в подсобку до лучших времен, забив хламом из подвала и дачи. Планировалось отдать ее тетке, если повторно выйдет замуж. Тетка замуж так и не вышла, а все домочадцы привыкли считать комнату чем-то вроде склада.  Комната закрывалась на амбарный замок. Попасть в нее можно было только через теткину спальню. Тетка неоднократно просила выбросить весь хлам. Дед запретил. Будет муж – будет и комната.

Однажды пятилетняя Кема играла одна в теткиной комнате. Внезапно дверь затряслась, забилась, клацая замком, летающим вверх и вниз. Кема обмочившись от страха, вылетела пулей в коридор. Все рассказала деду. Дед, разумеется, не поверил. Кема еще долго боялась подходить к жуткой двери. А с возрастом и сама засомневалась было ли это на самом деле.

            И вот теперь эта комната была передо мной. Заперта на тот самый замок.

***

            Вначале мне был слышан лишь лязг и грохот. Как-будто что-то тяжелое катится по железному настилу. Подойдя ближе я разобрал ритмическое постукивание под ужасную мелодию. Это была детская песенка. Пел тонкий, мультяшный, какой-то неестественный голос. Отвратительная, навязчивая мелодия, навсегда застрявшая в моей голове. Я с трудом помню слова, поскольку куплеты никогда не повторялись, а припева и вовсе не было. Зловещие, жестокие стихи, исполняемые детским голосом, были омерзительны. Голосок, с какой-то дикой злобой, пел о том, что где бы дети не жили, куда бы они не хотели попасть – мечта их всегда сбудется. За ними приедет паровозик, прилетит самолет, если надо то и корабль подберет их с пристани, а самых нетерпеливых увезут на гоночной машине. Эй, кому-то смешно? Кто- то радуется путешествию? Не стоит торопиться. Место, куда их отвезут, не сулит им большого счастья. В этом месте не будет игрушек, там часто плачут, там очень больно и никогда не выйти на улицу. Там нет родителей. И даже бабушка не заберет их вечером. Будет много слез, много наказаний. Злые игры и доктор с уколами. И никогда, никогда больше им не вернуться. Потому что возвращаться то некуда.

            Песня сменилась жутким смехом, в котором не было ни капли радости или детского счастья. Больше похоже на злорадное глумление жестокого ребенка, ухмыляющегося страданиям своих обидчиков. Из щели под дверью лилось странное мерцание. Словно там в темноте работал телевизор.  Я обошел комнату сбоку. В стене – небольшое окошко, позволяющее видеть все изнутри. Голубоватое свечение, неясные очертания стен.   Чтобы увидеть, что там творится, пришлось прижаться вплотную. Первое что я увидел – детская железная дорога, по рельсам скачет паровозик. Отсюда не было слышно лязга. Песенки тоже не слышно. Рельсы по всему полу. Вдоль дороги разбросаны игрушки. Их было впору отдать собакам на растерзание. Клоун с выбитыми зубами, мишка без лап, кукла, из глаз которой торчат карандаши, какие-то ужасные солдатики, марионетки на нитках и везде медицинские предметы: скальпели, капельницы, шприцы, биксы. К железной дороге приближаются дети: девочка лет восьми, пацан постарше, парень-переросток, с глупой улыбкой, одетый не по возрасту. Внезапно появляется женщина в огромных очках, со злым лицом. Убирает с рельсов клоуна, ногами отбрасывает кубики. Мальчишки садятся на корточки, девочка встает на колени, прикрывшись голубым платьицем, женщина поворачивается к окошку, заставляя меня вздрогнуть. Но она не смотрит на меня. Она смотрит на кого-то, подо мной, шевелит губами, но я ничего не слышу. Поезд трогается. Вот прошел тяжелый, размером со швейную машинку, черный паровоз, за ним вагонетка с углем, три пассажирских вагона, цистерна. Замыкает поезд плоская платформа на колесах. Тетка разворачивает огромный женский платок. В таких часто ходят цыганки. В платке – детский сандалик, железный пистолет, похожий на браунинг и птичка-свистулька. Дети зажмуриваются, словно от удара. Лишь парень-переросток глупо улыбаясь, тянет руку к свистульке. Женщина сильно бьет его по руке. Парень испуганно возвращается назад. Предметы уложены на платформу.

            Поезд тронулся. Все начали зорко следить за его движением. Браунинг и сандалик спокойно лежали посередине. Свистулька, задрожав, стала приближаться к краю. Переросток напрягся, напряглись и мальчишка с девчонкой. В глазах женщины блеснуло дьявольское злорадство. Она снова посмотрела в мою сторону и сделала движение рукой, словно просила кого-то подняться с полу. Поезд поехал быстрее. Свистулька прыгала у самого края. Я невольно посмотрел на бедолагу-переростка. Животный, панический ужас застыл в его поросячьих глазках. От страха он грыз свою майку. Свистулька сорвалась и упала. Парень бросился на пол, закрыв голову руками. Девчонка с мальчишкой отползли подальше вглубь комнаты. Я заметил иступленное ликование женщины. Она подошла к парню, пытаясь за волосы поднять его с пола. В это время какое-то омерзительное существо выползло на свет. Несомненно, это был человек, во всяком случае, гуманоид. Полз он, волоча кривые худющие ноги. Колени были вывернуты назад и это было по-настоящему страшно. Пропорции тела выдавали в нем ребенка, но ростом и размером он был много больше. Самым отвратительным было его лицо. Огромные желтые глаза, поражавшие своей диспропорцией. Один глаз - выше лба, второй – чуть ли не на щеке. Носа не было, вместо него зияла глубокая рана. Кожа на лице свисала лохмотьями. И это мерзкое чудовище, с землистым, шершавым телом, покрытым струпьями и язвами, улыбалось безгубым окровавленным ртом. Приблизившись к парню, существо начало наносить ему удары, стараясь непременно попасть по лицу. Женщина выворачивала бедняге голову, чтобы существу было сподручнее бить. Я стоял, оцепенев от ужаса. На этом экзекуция не закончилась. Существо стало что-то говорить, двигая длинным языком в не закрывающемся рту. Женщина начала переворачивать парня, стараясь засучить брючину. Несчастный переросток уже не сопротивлялся, просто беззвучно рыдал и содрогался в ее объятиях. Существо порылось в куче, и разыскав какой-то жуткий инструмент, наподобие пилы, поползло к своей жертве. Девчонка и мальчишка, прижавшись от ужаса друг к другу, закрыли глаза руками.   Смотреть, как этот урод и сумасшедшая баба истязают парня было выше моих сил. Я бросился к двери и начал неистово пинать ее, но крепкая дверь не поддалась. Сбегав за ломом, я начал сбивать замок. Не зря я долбил стены все это время. Быстрыми точными ударами я снес замок и ворвался в комнату, намереваясь размозжить череп уроду.  Затхлый запах пыли ударил мне в нос. Комната была пуста. Более того, забита под завязку всяким хламом. Здесь явно не могли разместиться пять человек. И уж тем более для железной дороги вовсе не было места. Решил бежать к окошку, но завернув за угол, понял,  что оно исчезло. Голая стена со старыми обоями. Пришла сонная Кема.