Страница 6 из 12
Тем временем по Санкт-Петербургу ползли один другого тревожнее слухи, связанные с престолонаследием. В казармах столичного гарнизона началось брожение. Руководителя мятежа воспользовались моментом. 14 (26) декабря 1825 года в 11 часов утра они – «господа голубых кровей», вывели на Сенатскую площадь около 800 солдат Московского лейб-гвардии полка, часть 2-го батальона Гренадерского полка, а также матросов Гвардейского морского экипажа общим число 3 000 человек. Им противостояла небольшая часть гарнизона, остававшаяся верной императору Николаю I.
Казалось бы, успех был на стороне мятежников. Но тот, кто должен был возглавить восстание, князь Трубецкой, на Сенатскую площадь не явился. Время неумолимо таяло и работало не на декабристов, а на власть. Она не бездействовала. Накануне у одного из участников восстания подпоручика Я. Ростовцева сдали нервы. 12 декабря 1825 года в письме к будущему императору он сообщил о зреющем заговоре. В решающий момент Николай I не дрогнул и поднял в ружье верные ему войска гарнизона.
Стояние на Сенатской площади продолжалось. Никто не решался первым пролить кровь. После некоторого замешательства в рядах восставших, они, наконец, избрали нового диктатора. Им стал князь Оболенский.
Два каре, ощетинившись штыками, смотрели друг на друга и оставались на месте. Судьба России и дальнейший ход ее развития застыли на весах истории. В те роковые минуты еще сохранялся шанс разрешить противостояние мирным путем.
Военный губернатор Санкт-Петербурга М. Милорадович предпринял попытку вступить в переговоры с восставшими. Увещевания генерала, героя Отечественной войны 1812–1814 гг. не увенчались успехом. Его примирительный тон только распалил их. Оболенский вышел из себя и ткнул его штыком в бок. Вслед за ним Каховский произвел выстрел и тяжело ранил генерала. Мужественный человек, настоящий «отец солдатам» Милорадович в последние минуты жизни думал не о себе.
Перед смертью, когда ему доложили, что пуля была выпущена из пистолета, с облегчением произнес:
«…Значит, стреляли не солдаты».
Для боевого генерала, служившего верой и правдой царю и Отечеству, делившего с «солдатушками» радость побед и горечь поражений, это было важнее собственной жизни.
После покушения на Милорадовича руки у Николая I были развязаны. Но он не желал проливать кровь, предпринял еще одну попытку закончить противостояние миром и направил на переговоры с восставшими митрополита Серафима. В ответ, по свидетельству дьякона П. Иванова, слуга Господа на земле услышал:
«Какой ты митрополит, когда на двух неделях двум императорам присягнул… Не верим, пойди прочь».
К тому времени на подступах к Сенатской площади собрались, а на крыши соседних зданий забрались десятки тысяч горожан. Многие из них поддерживали мятежников. Чаша весов вот-вот могла качнуться в их сторону. Николай I не стал медлить и перешел к действиям. Артиллеристы заняли места у орудий. Первый залп по каре мятежников был дан холостыми зарядами. Оболенский, Муравьёв и их единомышленники не отступили. И тогда Николай I приказал стрелять картечью. В последний момент его сердце дрогнуло. Перед ним находились те, кто прославился в войне с Наполеоном, с некоторыми он был лично хорошо знаком. Выполняя команду, артиллеристы произвели боевой залп поверх голов восставших – по «черни», расположившейся на крышах здания Сената и соседних домов. В ответ на верные императору войска обрушился град пуль, и тогда батарея стала бить прямой наводкой по восставшим. Их ряды дрогнули, каре рассыпалось, те, кто уцелел, обратились в бегство. Вдогонку им продолжали звучать артиллерийские и ружейные залпы. Сенатская площадь и лед на Неве покрылись множеством трупов. Сколько всего погибло человек с той и другой стороны, так и осталось неизвестным. Но то, что жертв было много свидетельствует запись, выполненная чиновником будущего Третьего отделения М. Поповым. Он записал:
«…по прекращении артиллерийского огня император Николай Павлович повелел обер-полицмейстеру генералу Шульгину, чтобы трупы были убраны к утру. К сожалению, исполнители распорядились самым бесчеловечным образом. В ночь на Неве от Исаакиевского моста до Академии Художеств и далее к стороне от Васильевского острова сделано было множество прорубей, в которые опустили не только трупы, но, как утверждали, и многих раненых, лишённых возможности спастись от ожидавшей их участи. Те же из раненых, которые успели убежать, скрывали свои увечья, боясь открыться докторам, и умирали без медицинской помощи».
После подавления восстания в течение суток были произведены аресты и отправлены в Петропавловскую крепость 371 солдат Московского полка, 277 Гренадерского и 62 матроса Морского экипажа. Задержанных офицеров-декабристов доставляли в Зимний дворец, там их допрашивал сам Николай I.
На третий день 17 (29) декабря 1825 года император учредил Комиссию «для изысканий о злоумышленных обществах». Ее председателем стал военный министр А. Татищев. 30 мая (11 июня) 1826 года по результатам расследования был представлен доклад Николаю I. На его основе 13 июня 1826 года он издал Манифест, учреждавший состав Верховного уголовного суда. В него вошли представители Государственного совета, Сената и Синода, а также «нескольких особ из высших воинских и гражданских чиновников». К следствию было привлечено 579 человек, имевших отношение к «злоумышленным обществам». По результатам расследования Верховный уголовный суд признал виновными 287 человек. Пятеро: Рылеев, Пестель, Каховский, Бестужев-Рюмин и Муравьёв-Апостол были приговорены к смерти и казнены в Петропавловской крепости, 120 человек сослали на каторгу и поселение в Сибирь.
Выступление декабристов на тех, кто находился рядом с троном, произвело самое тягостное впечатление. В своем письме к императору от 20 декабря 1825 года (1 января 1826 года) его брат Константин Павлович, потрясенный произошедшим, писал:
«…Великий Боже, что за события! Эта сволочь была недовольна, что имеет государем ангела, и составила заговор против него! Чего же им нужно? Это чудовищно, ужасно, покрывает всех, хотя бы и совершенно невинных, даже не помышлявших того, что произошло!»
Ставшее потрясением для императорской семьи и ее окружения, восстание на Сенатской площади, практически не вызвало большого «возмущения» не только среди основной части населения Российской империи – крестьянства, но и горожан Санкт-Петербурга. Крепостные крестьяне в подавляющей своей части невежественные и далекие от идей революционного переустройства государства, которыми декабристы вдохновились во Франции, продолжали сохранять наивную веру в государя богоносца и сакральность самодержавия.
Черный передел
Это не могло продолжаться вечно. Неумолимая история отводила всё меньше времени на совместное существование этих практически не пересекавшихся миров. Капитализм, стремительно набиравший силу в Западной Европе, настойчиво стучался в двери Российской империи. На его пути стояли закостеневшая монархия и крепостничество. 23,1 млн человек (обоих полов), согласно переписи населения 1857–1859 годов, из 62,5 млн, населявших Российскую империю, уже с трудом терпели эту вопиющую несправедливость. В среде крепостных крестьян, как в дремлющем вулкане, нарастал глухой ропот. С каждым годом он звучал всё громче и, наконец, был услышан при императорском дворе.
Первые попытки разрешения застаревшей проблемы предпринимал еще Николай I. Для ее решения – упразднения крепостного права, создавались многочисленные комиссии. Их усилия оказались тщетны. Они наталкивались на ожесточенное сопротивление костной властной бюрократии, окружавшей трон, и основных собственников земли – помещиков.
К середине XIX века ситуация окончательно зашла в тупик. Одни – помещики, не могли эффективно управлять по-новому, другие – крепостные крестьяне, не желали жить по-старому. К 1850 году, как отмечал известный русский историк В. Ключевский, 2/3 дворянских имений и 2/3 крепостных душ были заложены в обеспечение взятых у государства ссуд. Политический, экономический кризис нарастал и грозил социальным взрывом – революцией. Перед ее лицом император Александр II наконец решился на проведение перезревшей реформы.