Страница 8 из 13
После магического слова «президент» у женщины схлынула с лица дерзость, потом несколько возмущённый взгляд, а следом обнажилась дурь, растерянность и тупость. Если губы сначала были плотно сжаты до узенькой полоски, то впоследствии приоткрытый рот выдал её сущность, несколько похожую на героев актёра С. Крамарова.
Я не хотел сидеть, потому стоял обособленно и продолжал размышлять над сутью сложной задачки, о которой мне придётся докладывать НГШ. Мой начальник управления сидел и задумчиво перечитывал бумаги из папки, тоже готовился к крайне сложному разговору.
У женщины всё, видимо, было в голове. Она не имела с собой папки, держала в руках толстый блокнот и пропуск, которым несколько нервно поигрывала. Талантливая. Может вот так зайти к НГШ и запросто что-то доложить. Не то что мы, «зелёные человечики».
Женщине было скучно, и она решила поговорить со мной. Но мне было совершенно не до разговоров. Я был полностью сосредоточен на вверенной мне проблематике и ответил ей:
– Извините. Я продолжаю готовиться к докладу НГШ. Давайте потом поговорим, –сказал я из вежливости.
– Да не переживайте вы так. На вас просто лица нет. Вы что, никогда не были на докладах и совещаниях у замминистров!?
– Вы просто не понимаете. НГШ – не просто замминистра. Это в нашем государстве совершенно особенное должностное лицо. Не в смысле квартир, дач и прочего, а в смысле должностной ответственности и его реального положения в системе управления государством.
– Да ладно вам! Бросьте! Я с ним уже знакома, и он совершенно не страшный человек.
– Понимаете, мне придётся докладывать кое-что, о чём прочитать негде. Сложные вещи.
– А вы что, думаете, я по какой-то ерунде к нему пойду? Я не просто так. Я должна ему донести видение министра на определённые вещи.
– Понимаю. Но у вас же всё про деньги, а НГШ это мало интересует, как я полагаю.
– Мы будем переводить все выплаты военнослужащим на банковские карты. Начнём с центрального аппарата, но ваши «восьмерики» не соглашаются, ставят палки в колёса. Вот мне и надо довести мнение министра, чтобы НГШ разобрался с вашими генералами.
– Но Восьмое управление Генштаба, наверное, объясняет свои возражения. Наверное, боится, что банковские работники получат сведения об офицерах Генштаба и министерства.
– Те, что получат, будут иметь от ФСБ соответствующий допуск к сведениям, составляющим гостайну. Да и у самого банка будет соответствующая лицензия от ФСБ. Просто не хотят что-то менять.
– И всё-таки вы понимаете, что какой-то банковский клерк, совершенно конкретный человек, получит все сведения от таких подразделений Генштаба, как ГОУ или ГРУ?
– Вопрос ответственности за сохранение гостайны это компетенция ФСБ по выданной ими банку лицензии для работы со сведениями, составляющими государственную тайну.
– Ну хорошо. Допустим. А настройки этой самой лицензии на гостайну от ФСБ, выданной банку, предусматривают сохранение именно таких специфических данных?
– Это вопрос ФСБ, я же вам говорю. Это их дело, пусть они этим занимаются.
– Не знаю, как у вас было в налоговой, но у нас в ГОУ, прежде чем идти на доклад даже к начальнику управления, не говоря уже о начальнике ГОУ или НГШ, надо полностью подготовить материал. Начальник моего направления просто растоптал бы меня, если бы я пришёл к нему с предварительно не проработанным вопросом, в данном случае – не проработанным с ФСБ. Просто представьте себе, что какой-то мальчик или девочка в банке, сидит и видит, что конкретный полковник Тимофеев служит в ГОУ ГШ, или какой-то подполковник Сидоров служит в ГРУ ГШ. Не упрощайте, не надо всё переводить в плоскость, что военные – какое-то сборище законсервированных дебилов, не понимающее, что им делают лучше. А так вроде бы действительно надо переводить всех на современный способ расчётов. Мне трудно что-то сказать. Я бесконечно далёк от этого.
– А вы с чем к НГШ идёте?
Сам факт, что мне задали такой вопрос, поверг меня в полное недоумение. Надо сказать, что большинство документов, которые я отрабатывал, не было принято и часто запрещено было обсуждать напрямую даже с моим соседом по кабинету, начальником группы. Только какие-то совсем общие и простые, но это была большая редкость. Иной раз я не мог ничего сообщать даже своему начальнику направления, и лишь начальник управления знал всё, что прорабатывалось в управлении. Такие правила существовали тогда в Генштабе. Задавать же подобные вопросы было верхом невежества. Сначала я подумал, что, действительно, простота хуже воровства. Потом посмотрел в глаза этой женщине и ответ у меня был один: это «налоговая», этим всё сказано. Скажи спасибо, что сюда пришла нами командовать налоговая, а не тюремное ведомство, его ФСИН называют, или не МЧС какой-нибудь.
– Советую вам на будущее не задавать здесь таких вопросов. Не могу сказать.
– Ой-ой. Понимаю. Ну я так, не всё же у вас такое, прямо секретное. У нас в налоговой тоже гостайна была.
– Да, да. Понимаю. Налоговая это вам не шутки.
Женщина очень внимательно посмотрела на меня, как бы оценивая, не издеваюсь ли я над ней, но решила продолжить разговор.
– Ну что вы так переживаете? Я у себя в ФНС два-три раза в неделю ходила к замам. Думаете, у них семь пядей во лбу? Бросьте, такие же люди.
– Я вам уже говорил, что НГШ – не какой-то заместитель какого-то министра. Вы хоть понимаете, что такое в российском государстве Генштаб?
– Ой-ой. Знаю, что вы мне хотите сказать. Знаю, что в России только НГШ, министр обороны и президент имеют так называемый ядерный чемоданчик.
– Да, и это тоже. Но не только. Вы не понимаете, что функции Генштаба простираются далеко за пределы Минобороны, он в определённых случаях управляет не только Вооружёнными Силами. Проще говоря, у Генштаба межведомственные функции, обязательные для многих или почти всех государственных органов, даже для ФСБ, МВД, МЧС, ФСИН, ФСО и органов местного самоуправления. Всё спланировать, всё подготовить.
– Ха-ха! Ну вы и махнули. Ваш НГШ подчинён нашему министру, и этим всё сказано, – с гордостью за Анатолия Сердюкова заявила женщина.
– Давайте вот что сделаем. Вы, когда будет у вас время, почитайте положение о Генштабе, оно утверждено указом президента, просто советую для понимания. Пригодится.
Мы разговаривали с ней очень тихо. Но готовившийся к докладу мой начальник управления иногда посматривал в нашу сторону, и мне было понятно, что он крайне недоволен нашим общением, хотя сам разговор не слышал. Всем своим видом, несколько демонстративно он показывал, что общаться с этой женщиной у него нет ни малейшего желания. Я замечал у него в отношении к ней напускное высокомерие, которое совершенно не проявлялось ни к подчинённым, ни к иным офицерам или генералам. Женщина это хорошо чувствовала и побаивалась его, и, следовательно, даже не пыталась с ним заговорить. Видимо, именно этого он и добивался.
Наконец объявили, что ей можно войти в кабинет НГШ. А я вздохнул с облегчением и сосредоточился на мыслях о докладе.
Вышла она несколько озадаченная, но с видом победителя. Видимо, НГШ её поддержал в вопросах перечисления денежного довольствия военнослужащих или пообещал вникнуть в этот совершенно чуждый для него вопрос. Перед выходом из приёмной женщина подошла ко мне и тихо попросила позвонить ей после того, как я освобожусь.
Я кивнул и быстро направился в кабинет вслед за своим начальником управления.
НГШ поздоровался с нами за руку, пригласил разместиться за длинным и массивным столом. Надо отметить, что многие себе представляют по советским фильмам, что высокопоставленным генералам офицеры докладывают, исключительно приняв стойку «смирно», а подход к начальнику – с неизменным щелчком каблуков, и так далее. Не знаю, как это было раньше, может быть, действительно маршал Советского Союза Г. К. Жуков так и поступал, когда докладывал никогда и ничем не командовавшему генералиссимусу, и требовал этого от своих подчинённых, но в наше время такого не было. Да, докладывали о прибытии, но без пафоса, с соблюдением элементарных правил взаимоотношенийй между военнослужащими и воинского этикета. В общем, не было того, что принято называть солдафонщина.