Страница 8 из 26
Лёка ностальгически улыбнулась. Вронский... имя! Книга знаменитого астролога, уже официально изданная, многие годы была у неё настольной. Писал человек просто, легко перенимались у него знания...
- Да, - согласился Олег, - легко. Я тогда ничего толком не знал об астрологии, но...
- Всё ж мучился таинственным желаньем? - поддразнила его Лёка.
Олег... Ярославович посмотрел пристально, посмотрел... И ответил серьёзно:
- Оно само просится наружу, это шестое чувство. Само хочет быть рождённым.
Вот так, наивоздушнейшая кокетка Лёка, поняла? Его Огонь не для тебя... Тебе - его Земля. Его дружба. Не принял он твоей игры... и зачем ты вообще попыталась?
Ах, внутренняя грымза... и без тебя грустно. Но ведь я ничего и не хотела... а дружба - это здорово. Друзья бывшими не бывают.
- Пойдёмте к ребятам, Олег... Ярославович.
*
Наутро внутренняя грымза пробудилась раньше Лёки, приснила какой-то сумбур, в котором мелькали дороги и странные города, Сергей, Марго, Олег как-то все порознь, отдельными кинокадрами. Лёка металась от одного к другому, суетливо пытаясь удержать всех вместе, но всё сыпалось, сыпалось... наконец, рассвет вошёл под веки и Лёкины мучения прекратил.
"Хорошенькое начало нового года жизни", - подумалось бурчливо вослед... но делать нечего, надо вставать, кормить кисуню, себя и - за работу.
Дези мявкнула из коридора.
- У тебя есть варианты? - сварливость, похоже, навалилась не на шутку. - Можно, конечно, Анкиного старшего в музей потащить или поехать за билетами в театр для их младшенькой, но, знаешь ли...
Дези знала, поэтому мявкнула снова.
- А Рита сейчас с Сергеем, не буду я ей звонить.
И вообще, всё оно прекрасно, конечно, - женщина при своём мужчине, и тэдэ, и тэпэ, да только не верю я, чтобы такой кадер, да в самом мужском соку - и обретался сам по себе! Никем ранее не окрученный? Ха! Наверняка же где-то или жена, или даже вторая, или претендующие на этот статус... так они и дали невесть откуда невесть какой конкурентке эдакий смачный кусок отхватить... К тому же, все эти клубные знакомства... н-да-с. Я, может, и иду по жизни в розовых очках, как Анка полагает, но всё же и здравого смысла есть немножко?
И опять Дези мявкнула - не помогло: Лёка на полном ходу споткнулась об оставленную накануне с устатку не на месте туфлю, ушибла ногу, сбилась с шага, крепко приложилась боком к косяку кухонной двери... мрачности настроению это не убавило. Но переключило мысли.
Вот что девчонки удумали? Зачем мне - в тридцать семь! - романтика? Вообще, зачем мне это? А Олегу... Ярославовичу? Давно не терял впустую месяц жизни?
Кофеварка плюнула в Лёку кипятком.
Та дёрнулась - и таки не ошпарилась. И - очнулась.
Плюхнулась на табуретку:
- Вот так, Дезинька, и становятся ведьмами, которыми детишек пугают. А ведь мы не злые... мы просто слишком много знаем и чересчур много думаем.
Раньше Лёка пошла бы затолкать печали эти дымом поглубже в душу - но уже несколько лет только вздыхала по сигареткам. Когда вопрос ножом вонзился под дых - или курево, или жизнь, она всё-таки предпочла второе.
Хотя первым начала утешаться, ещё живя с Вадимом - полностью отдавая себе отчёт, что это не более чем растянутое во времени самоубийство. А нелады с лишь повод к.
Когда папу перед пенсией отправили в последнюю длительную командировку, Лёка только обрадовалась - принимай их там как следует, братская ГДР! А я сама со всем управлюсь! Мне - семнадцать! Я всё могу!
- Поехали с нами, Лёшенька, - звали родители, - вымотаешься ты на своём вечернем. А там университет, переведёшься, немецкий выучишь.
Но - упёрлась! Только-только первую в жизни сессию... э-э... скинула, работа в жизни - первая, друзья, стихи БГ, "Алиса"... Вадик.
Правда, он пока на горизонте - но вот-вот...
Семнадцать - возраст открытий, откровений, откровенности... и почему же для всех друзей Лёка с Вадимом встречались всего лишь несколько месяцев? На самом-то деле - без малого три года, чего никто так никогда и не узнал (и в первую голову - Анка).
Много позже, вспоминая этот ненаписанный роман, Лёка спрашивала себя - что же в те годы запечатывало рот, что заставляло опускать перед Анкой и ребятами глаза, на людях держаться подальше и молчать, молчать? Уж конечно, не бабушкино беспокойство насчёт всяких там, извините, "подолов". Чай, грамотные, всю необходимую по вопросу литературу когда ещё нарыли и прочли...
Стеснялись, что всего-то год назад в одном классе учились? Не без того...
Своих эмоций вперехлёст, а чуять другого пока не умеем? И это тоже...
Но пуще - не одну Лёку давило ощущение: взял чужое.
"Я не знаю, о чём я хочу рассказать, - записывала она в дневнике незадолго до последней ссоры с Вадиком, - жизнь мою, а быть может, не жизнь, кто-то стал в заколдованный круг загонять, кто-то смог во мне горе со счастьем связать... Только господу это возможно понять. Дым моих сигарет утешает меня, терпкий чай заполуночных тризн - лишь прелюдия к более тягостной тризне. Никого не виня и себя не кляня, не смогу ничего рассказать я о жизни. С кем ты спишь, милый друг, в гробовой тишине, и не снится ль тебе этот сладкий покой? А мою тишину, где была я во сне, сокрушил чёрный всадник на чёрном коне. Я откуда-то знаю, что будет судьбой. Нет, вернее, судьба моя сделалась им. Он стал мужем моим, он стал телом моим, и мы в этом пожаре горим с ним, горим. Больно сердцу, устала, но долог мой путь. Будут соблазны - но мне не свернуть. Проскакал черный конь, проложил мне дорогу. Я пойду, может - это путь к Богу?"