Страница 15 из 68
получить новые удовольствия от жизни,
подобно алкоголю и траве.
Героин – не стимулятор, это образ жизни.
(Уильям Берроуз)
В ушах звенит и шумит. Дернулся, но это не помогло, шум только усилился.
Утро следующего дня радовало…? Вряд ли….
Прейдя в чувство, если можно так сказать, с трудом открыв глаза, я постарался дернуться от испуга, но тело было парализовано. Похоже, кухня, скорее всего хрущевки, я не понимал, как вообще оказался в таком месте. Глаза отказывались открываться и, оставаясь прищуренными, рассматривали местность. Я начал тяжело дышать. Напротив меня стоит старый белый холодильник с множеством наклеек времен конца 90-х. Многие из них уже сильно порваны с выцветшим рисунком, а некоторые, которые можно пересчитать по пальцам одной руки, сохранились довольно четко. Два магнита, что привозят из отпуска и маленький клочок бумаги. Заторможенность сознания и чувств, и расслабляла и, раздражала. Хотелось подпрыгнуть и бежать, но сознание просило лечь спать. Тело не позволяло мне двигаться, а голова медленно поворачивалась в стороны. Разглядывал кухню, гарнитур, технику, пытался найти что-то необычное…. С другой стороны, тут все было необычным. Скорей всего, я хотел найти некое объяснение происходящему, но больше всего хотелось проснуться. Каждый новый поворот головы все сильнее увлекал меня в этот новый мир. Я совсем перестал нервничать и задаваться вопросом: где я и как сюда попал, больше интересовал вопрос – как отсюда выбраться? Так и не найдя ничего необычного и согласившись с рассудком, что это не сон, опустив взгляд вниз, увидев себя, моментально впал в ступор. Такого поворота событий я не мог и предположить, растянутые в коленках спортивные штаны китайской швейной фабрики, с затертым лейблом адидас сверху и тремя грязно-белыми полосами по бокам. Футболка темно-синего цвета, была порвана не по шву, посредине, и сильно заблевана снизу, надеюсь мной. Я бы ужаснулся, но пошевелиться так и не смог. Вероятно, все эмоции были написаны у меня на лбу или читались по глазам, жаль только увидеть посыл некому. Повернув слегка голову вправо, заметил на тумбе тарелку с застывшей, кашей цвета поноса, и то, что это была каша, я мог только предположить, по тому как с нее торчали овсяные хлопья, остатков которых не было на футболке. Над тарелкой кружили мухи, одна даже умудрилась утонуть в самой тарелке, а по стене и столу изредка пробегали рыжие тараканы с огромными усами. К горлу подобрался ком, но по непонятным причинам решил не продолжать. Чтобы не провоцировать организм, перевел взгляд на окно. Солнечные лучи прожигали роговицу едва открытых глаз, превращая ее в закипевшую густую массу. Тяжелые веки сильно пересохли, нужно моргнуть, но они лишь царапают и раздражают слизистую оболочку, и даже так жидкость не выделяется. Горло раздирает от жажды, ужасно хочется пить, но кроме головы и едва приоткрытых глаз больше двигать ничем не могу. Дажды пытался крикнуть, позвать на помощь, но даже не смог разлепить губ, язык вообще присох к небу. «Это сколько нужно было выпить для такого сушняка?» - мысленно спросил у себя. Пытался дернуться, но все время оставался на одном месте. Такое можно было видеть во снах, когда бежишь от здоровенного монстра, а впереди до самого горизонта сплошная прямая, без поворотов, столбов и укрытий, и как бы не старался – бежишь на месте. Очередной раз заставил себя проснуться…, дернулся и даже немного обрадовался. Отвлек меня какой-то стон, скорей всего мужской. Где-то в коридоре, или соседней комнате, а может еще где-то, но это где-то довольно близко. Это даже не совсем был стон, скорее мычание. Вот теперь я испугался не на шутку. Бежать. Отсюда точно нужно бежать и чем скорее, тем лучше.
Дернулся. Встать не получилось, но получил новые ощущения, потемнение в глазах (видимо подскочило давление) и сильно затекшую левую руку. Переступив через свои моральные и этические принципы, снова повернулся к тарелке с (назовем ее) кашей. Правая рука в норме, пальцы шевелятся – это хорошо – подумал я. Собравшись с силами – дернулся, если это можно так назвать. Ничего не получилось. Повернувшись в другую сторону, посмотрел на левую руку, которая по-прежнему не подавала признаков жизни. Снова подскочило давление, перед глазами все поплыло. Плавно, пытаясь улавливать картинку, я провел глазами от кисти к плечу. В районе локтя были потеки крови, пальцы сводили судороги. Где совсем недавно был бицепс, на покрасневшем теле находился резиновый, плотно закрученный жгут, темно красного цвета. Все чувства, что я испытал до этого момента, все, что я увидел тут и ранее в жизни показались мне детскими шалостями. От испуга увиденного или просто уже прихожу в нормальное состояние, я резко дернул правой рукой и ухватил ею жгут, перетягивающий левую руку. Сорвать его не получилось, пальцы еще не совсем слушались, хоть и шевелились. Снова и снова, цепляясь ногтями за красную резинку, пытаясь развязать узел, царапал себе кожу. С каждым последующим движением, петля становилась слабее, кровь начала приливать к белым пальцем левой руки. Боль в пальцах стала невыносимой, едва открывая рот, я беззвучно кричал. Жгут развязался, и остался зажатым между пальцами. Сделав, насколько только было возможно, глубокий вздох, рука соскользнула и вернулась на исходную позицию, висеть. Темно-красный кусок резины упал на пол, испугав бегающих под ногами животных. Еще несколько минут моего тяжелого дыхания, пальцы перестали нервно дергаться в судорогах, и я начинал чувствовать мух, сидящих у засохшей кровавой полосы. Они щекотами и раздражали одновременно, так как прилив крови сопровождался сильными спазмами и судорогами. Любая попытка сдуть мух завершалась провалом. Из-за сухости во рту было не то, что тяжело дуть, тяжело было даже дышать, а окаменелый язык на века был прикован к небу. Складывалось такое впечатление, что между горлом и легкими помещена пластиковая трубка. Нужно срочно выпить какой либо жидкости – подумал я, и уже принял попытку подняться, как громкий пронзительный стон заставил меня остановиться. Стон был то тихим, как при сильной головной боли, то громким, как при разделывании тушки свиньи заживо. Мне казалось, что в соседней комнате этой квартиры проходит жестокое жертвоприношение, а когда разделаются с ним, придут за мной. Очередной тихий стон и громкий удар о пол, словно тушу, килограммов сто уронили. Не первый год живу на планете и не раз слышал, как падает человек, так что уверен, что данный стук произвел далеко не мешок картошки. Насколько сильно мог, прижимался к стене так, чтобы вошедший на кухню не смог бы меня заметить. Старался слиться с местностью и мебелью.