Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 133 из 149

 

 

Глава 15

 

Прошёл почти год, пока мы заново узнавали и привыкали друг к другу. Ушла эйфория от того, что я смогла впустить Стаха в свою жизнь, довериться ему снова. И началось обычное житьё-бытьё, когда видишь оборотня каждый день, весёлого, грустного, раздражительного, невыспавшегося, сталкиваешься по утрам с ним в ванной, вместе опаздываешь на встречи и решаешь мелкие проблемки – одним словом, быт. Я много раз слышала, что именно он съедает романтику в отношениях, опресняет чувства, даже в разговорах с Иреной Халаси уже проскальзывали подобные мысли, но меня этот быт почему-то не тяготил. Я находила какое-то (чуть не сказала извращённое) удовольствие в домашних хлопотах: следить за порядком, ухаживать за садом, обсуждать меню с Пенкой, выбирать одежду для Ральфа…

Ральф – это моя отдушина, даже не моя, а наша. И это тоже помогло нам со Стахом сблизиться. Мы любили непоседливого мальчишку и охотно проводили с ним время, вместе играли или гуляли на улице. Я видела, как мальчик ждёт волка, сколько радости появляется на детском лице, стоит хлопнуть входной двери! А Карнеро никогда не забывал о подарках для племянника. Как большинство детей, Ральф любил сладости и я, кстати, тоже, о чём прекрасно знал Стах. Поэтому он часто покупал различные лакомства и, вручая нам, шутливо просил:

- Только не подеритесь!..

Ральф сделал наш дом живым и уютным. Мы со Стахом могли осторожничать в собственных чувствах, а он нет. Никто не умеет любить так, как дети: по-настоящему, отдавая себя целиком и ничего не требуя взамен. Ральф, лишённый родительского внимания и теперь получивший его с лихвой, охотно делился своей любовью с нами. И когда он назвал Стаха “папой”, я не удивилась, более того, ждала этого. Меня Ральф назвал “мамочкой” (не “мамой”, а именно “мамочкой”) очень давно, едва ли не сразу после моего возвращения из Пекла. Вечером, когда я укладывала его спать, попросил:

- Не уходи больше, мамочка!

Я думала, что сойду с ума, не только от этих слов, но и от прикосновения детских губ, когда мальчик схватил мою ладонь и прижался к ней. И это тоже было тем, что держало меня, когда приходили минуты сомнений.

Я старалась реже вспоминать то страшное время, но порой, видя альфу, уверенно шагающего по коридору или отчитывающего слуг, в памяти всплывало, как он ходил по дому два года назад в поисках меня, чтобы… Кошмары тоже никуда не делись, продолжая терзать меня. Очнувшись, я отползала на край кровати и пыталась унять нервную дрожь. Старалась не шуметь, но волк всё равно просыпался и садился рядом. Не спрашивал, что со мной: знал.

Но оказалось, ему тоже сняться кошмары. Однажды мне довелось увидеть один их них: алтарь в подземелье, паучиху и боль, убивающую тебя изнутри. Когда болит рука, или нога, или живот, ты можешь их хотя бы погладить, а здесь болело всё! Даже ментально я не выдержала и закричала. Стах вырвался из своего кошмара следом за мной.

- Что случилось?

Покачала головой, отворачиваясь и хватаясь за грудь. До сих пор чувствовала то, что чувствовал волк, когда внутри ворочались острые жвала паука. Оборотень тихо выругался и скрылся в ванной. А я вышла из комнаты. Когда вернулась, Стах стоял в спальне, глядя на пустую постель. Обернулся на щелчок дверного замка и хмыкнул, заметив в моих руках бутылку самбуки.

- За что будем пить?

- Не за что, а против чего, - поправила я. – Будем пить против кошмаров.

- А стаканы где?

Расстроенно цокнула языком:

- Забыла. Я схожу...

- К котсу, - он отмахнулся. - Давай так.

Пили молча, передавая бутылку друг другу. Я сидела на подоконнике, а Стах стоял рядом. После очередного глотка обжигающей жидкости с обманчиво приятным вкусом взъерошила чёрные волосы на мужском затылке:

- Ты подстригся.

Оборотень кивнул:

- Надоели космы.

После возвращения Карнеро так и не отрастил свою былую роскошную шевелюру, регулярно коротко стригся. Не могу сказать, что ему не шло, но вместе с длинными волосами из облика мужчины исчез какой-то аристократизм, утончённость. Вообще внешне альфа изменился. Кожа, несмотря на загар, всё равно была светлой, короткие волосы делали образ более жёстким, словно высеченным из камня. Порой Стах казался мне незнакомцем. Я сделала глоток, отдала бутылку и пересела так, чтобы мужчина оказался между моими ногами. Обняла его за талию и положила голову на плечо:

- Мой кошмарик!

Так и жили целый год… карабкаясь вверх по отрывистым стенам пропасти, в которую загнали себя сами, сбивая пальцы в кровь, закусив губы от боли и усталости. Порой хотелось всё бросить и сдаться, но рядом был тот, кто не давал опустить руки, кто заставлял смотреть вверх и, вопреки всему, видеть там солнце.

 

В начале изока Стах исчез на пару дней. Улетел рано утром, шепнув мне, ещё спящей, на ухо:

- Не скучай!

И всё! Целый день я “не скучала”, а вот когда волк не явился ночевать, забеспокоилась. Гилайон не отвечал. Беты отмалчивались. Пенка успокаивала: мол, такое и раньше бывало. Следующий день я блуждала по дому, как неприкаянная. Вдруг вспомнила, что последнее время альфа ходил какой-то задумчивый, молчаливый, погружённый в собственные мысли. Я не лезла к нему с расспросами. И, наверное, зря. Всё валилось из рук. От паники удерживал Ральф, который не отходил от меня ни на шаг, и так же, как и я, часто выглядывал в окно.

Когда Стах не появился и на четвёртый день, уже не сомневалась: случилась беда. Даже не знала, что у меня такая буйная фантазия: я напридумывала столько катастроф, нападений, что стало дурно. Сидела в кабинете альфы, глядя на неподвижный гилайон с потухшим экраном. Вечерело. Дом опустел: слуги и экономка покинули поместье, Ральф давно спал, как и его нянька. Мотылёк, случайно залетевший через окно, бился о горящую настольную лампу. Я наблюдала за его мучениями, не в силах пошевелиться...