Страница 10 из 125
Мы скрывали свою близость ото всего мира, и эта сладостная тайна добавляла остроты нашим зарождавшимся чувствам. В обществе других богов мы смотрели друг на друга холодно, надменно, говорили мало, ранили и дразнили насмешками, расходились в разные стороны, горя желанием встретиться вновь. Увы, это удавалось нам не так часто. Я утаивала свою пагубную связь от семьи, от отца, который искренне верил, что я никогда не дам двуликому богу своего согласия и не стану его женой. И хотя Бальдр принял свадебные дары Локи по настоянию своего хитроумного прародителя, он всё же был уверен, что помолвка расстроится, и втайне присматривал мне добропорядочного жениха, чтобы его единственная и горячо любимая дочь не оказалась не в тех руках. А я не могла перестать думать о тех самых сильных властных руках, которых мне стоило бы остерегаться, когда оставалась наедине со своими мыслями и чувствами. Запретная страсть манила и опьяняла. Сама того не замечая, я попадалась в искусно расставленные сети бога огня. Я не знала, что и думать. Даже если всё в нём было ложью, игрой, мне хотелось верить в Локи до последнего, пусть я знала лишь образ.
Чуткое ощущение мира глубоко внутри меня подсказывало, что наши противоречивые чувства по отношению друг к другу – не обман. Тому была причина. Случалось, что Локи, ещё накануне так беззаботно смеявшийся вместе со мной, отталкивал меня ледяным безразличием. В такие дни он ходил потерянный и злой, никого к себе не подпуская и уничтожая ядовитыми речами любого, кто осмелился бы заговорить с ним. Поначалу я обижалась на эти внезапные и болезненные перемены, сердилась так, что хотелось плакать или кричать, а в один день присмотрелась к нему поближе. И я уловила странную закономерность: худшие свои качества бог огня проявлял по возвращению с пиров или сражений с асами, верховного совета или чьего-то празднества. В такие дни казалось, что сильный и гордый хищник становился сам раненым затравленным зверем, отгородившим себя ото всех из-за какой-то неясной боли, скрытой внутри.
И со временем я начала понимать, что не даёт покоя богу огня, что ожесточает его сердце. Асы не принимали Локи как равного, как своего. Мне всегда казалось, что причина тому – каверзный нрав бога обмана, не дающий покоя чинным богам Асгарда. Однако было наивно полагать, что хоть что-то в девяти мирах берётся из ниоткуда. Всё было совсем наоборот: мстительные проделки бога огня являлись расплатой за высокомерие асов, за нанесённую обиду – несмотря на многочисленные достоинства Локи, он был изгоем среди верховных богов Асгарда, выскочкой, в жилах которого текла кровь заклятых врагов истинных асов – великанов. Он был чужим для всех, кроме разве что Одина-Всеотца, видевшего в нем незаурядный ум, ловкость и силу, а не принадлежность к ненавистному богам роду.
Иногда я тайно наблюдала, как отец богов и огненный ас прогуливались по садам Вальхаллы. Увы, я не могла проникнуть в суть их речей, чтобы не выдать себя, но по одному выражению лиц можно было угадать, насколько собеседники довольны друг другом. Суровое и сосредоточенное лицо Всеотца смягчалось в присутствии его остроумного спутника, губы не покидала улыбка, а иногда старейший из асов хохотал, словно ребёнок, над каким-то точным замечанием бога лукавства. Глаз его был полон озорства, как у мальчишки, задумавшего шалость. Облик сурового властелина обретал лёгкость, взор – ясность. Казалось, никто из асов не был способен доставить Одину такого удовольствия простой беседой, как умел ловкий бог обмана. И хотя Локи, мне думалось, годился своему покровителю в сыновья, он держался с ним на равных, не прикладывая для того значительных усилий.
Увы, не было в Асгарде другого бога столь же честного, всевидящего и проницательного, как Один. Его потомки получили в наследство незаурядную силу, чудесную красоту, военный талант, но мудрость обреталась в течение жизни, а справедливость рождалась отречением от всех земных страстей. И хитроумный Локи, несмотря на всё расположение Всеотца, оставался чужим как асам, так и йотунам, хоть и был красив, умён и обходителен. Он никогда не говорил о своей семье, ни о той, в которой родился (казалось, он и вовсе её не знал), ни о той, которой обзавёлся в Йотунхейме. Я не задумывалась прежде, почему он прожил три года в другом мире, отчего решил взять в жены великаншу, породившую страшных детей, никому не родных и не подвластных. Что, если бог огня искал свою родину, но и там не обрёл ни своего места, ни покоя?
Так я увидела Локи со второй стороны. Мне казалось, резкие перемены его настроения и характера объяснялись не лицемерием и не прихотью, несчастного мужчину разрывала пополам бурлящая кровь. В асов он был умён, обаятелен, красноречив и горд, в великанов – вспыльчив, упрям, категоричен и порой устрашающе жесток. И эта бурная смесь разжигалась темпераментом бога огня. Локи был двулик, как сама пламенная стихия, что могла ласкать и согревать, а через минуту обжигать и уничтожать дотла. И неожиданное понимание внутренней трагедии бога обмана, в которой гордец никогда до скончания девяти миров не признался бы сам, лишь усиливало мою привязанность к нему. Я хотела быть рядом, хотела бы быть тем единственным существом среди чистокровных асов, кто попытался бы понять и принять двойственность его натуры, какой бы пугающей она ни была.
И я была рядом. Был ли Локи весел и остроумен или взбешён и несправедливо жесток, я была рядом с ним всегда, когда только могла. И со временем порывистый бог огня перестал отталкивать меня. Иногда он сидел глядя вдаль, полный беспросветной тоски или кипучей злости, но гнев его больше не изливался на меня. Со временем приняв своего друга таким, каким он был на самом деле, – непонятым и несправедливо отвергнутым – я сумела впервые за свою недолгую жизнь проявить суть дара, заложенного в богиню открытого сердца. Я не знала прежде, как могла проникать в души окружающих и разделять их боль, тем самым исцеляя внутренние раны. От деда и отца я унаследовала редкую чуткость и проницательность, что дремали во мне всё это время. До тех пор, пока не постаралась понять глубинные причины противоречивого поведения Локи, увидеть его настоящего.