Страница 7 из 61
На два дня она погрузилась в дела хозяйства, в редкие минуты отдыха, отрываясь от расходных книг и муштры нерадивых работников, уносилась в леса и поля на своем дьявольском звере, пуская коня в галоп, выбивала ветром от бешеной скачки, из головы неприятные воспоминания о своей поруганной чести. На закате второго дня, вернувшись, с так называемой, конной прогулки, она как всегда чистила взмыленного, разгоряченного Зевса в конюшне. Оглаживая щеткой по шее своего единственного любимца, она что то ласково шептала ему на ухо, конь фыркал и доверчиво тыкался мордой в ее плечо, всё было как всегда, тихо и мирно, но вдруг он напрягся, по всему его телу прошла странная дрожь, конь заржал и встал на дыбы, чуть не сбив с ног любимую хозяйку.
- Тихо, тихо, малыш, ну чего ты разволновался? - женщина бесстрашно снова приблизилась к коню и нежно потрепала по холке, - Чего испугался милый? Крысы что ли? Ну ладно тебе, дурачок, никого тут нет. - но конь продолжал странно себя вести, хотя больше и не вставал на дыбы, но все же нервно приплясывал и прядал ушами. Тут скрипнула дверь и в конюшню вбежала девушка, ходившая за немощной бабкой:
- Барышня, вот вы где, вас Наталья Матвеевна кличут. Срочно велела найти.
- Не горит. Подождет бабка.
Не для кого в имении не было секретом, что внучка недолюбливала бабку, да и сама старая княгиня относилась к девушке не как к любимой внучке. Поговаривали, что то ли боится она княжны, то ли вину перед ней имеет, но потакает во всем. Тем самым вину эту перед внучкой искупает, но не любит. Княжна была последней в ее роду, поэтому и терпела княгиня все ее проказы в юности, а как слегла, так и боится, слово поперек сказать, хотя женщиной Наталья Матвеевна была жесткой и властной. Вот и внучка то вся в нее пошла. Чистый черт в юбке.
- Барышня, - заскулила девушка, - отходит, похоже, Наталья Матвеевна, сходили бы вы к ней. Мается она. Вас требует. Сходите голубушка, уважте бабушку. Помирает, кажись...
- Уж пятый год помирает, только не помрет никак, карга старая! - топнула ножкой женщина, на что Зевс громко фыркнул и чувствительно толкнул ее в плечо.
- Ты чего, малыш? - совсем другим, ласковым тоном спросила она у коня, на что тот опять фыркнул, приблизился к ней на шаг и снова толкнул мордой в плечо, да так что ей пришлось сделать несколько шагов, чтоб не упасть. Она изумленно уставилась на жеребца и строго спросила:
- Ты чего это, Зевс, сдурел? Конь практически прижал хозяйку к воротам . Девушка, что за ней прибежала испуганно забилась в угол конюшни и тряслась там, закрыв голову руками, притворяясь невидимой.
Неужели ты хочешь, что бы я пошла к этой старой ведьме?
Конь поднялся на дыбы и заржал.
- Ты забыл, сколько раз она хотела отправить тебя на колбасу?!- раздраженно сказала женщина,- А меня в пансион благородных девиц? Забыл?!
Конь фыркал, качал головой и бил копытом.
-Как я целую неделю прятала тебя в лесу, остолоп? Забыл?! Как из за тебя, скотина, я питалась травой?! Ты забыл?! А теперь... Ты хочешь... Что бы я... Отпустила ей грехи?
Конь снова поднялся на дыбы.
- Ладно, ладно, пойду. Не-дури! Не зря, наверное, ты тут так расплясался. И все же... Ты скотина, не благодарная!- она улыбнулась, похлопала Зевса по холке, потерлась своим лбом об его, доверчиво опущенную к ней морду.
- Люблю тебя, гадёныш. Пойдем ка в стойло, а то ведь ни кто в конюшню не войдет, вон Марья в углу сейчас помешается, - хохотнула женщина, завела всё еще приплясывающего Зевса в стойло и тщательно задвинула засов.
- Эй, Марья, опасность миновала, черт в табакерке, айда к бабке!
Девушка, все еще дрожа, пулей вылетела из конюшни и понеслась в апартаменты старухи. Женщина медленно, последовала за ней, все еще удивляясь выходке своего любимца.
Церемоний в поместье было не мало. Но главная причуда, касалась бабкиных апартаментов. Ни кто не смел, войти к ней без доклада. Сейчас же дверь ее комнаты была открыта, оттуда выскочила перепуганная Марья и замахала руками призывая поторопиться, вернулась в комнату и проорала. - Княжна к вам, Наталья Матвеевна!
- Пошла вон, - проскрипела бабка, - все пошли вон, - шикнула она на двух притихших в уголке девиц, - оставьте нас с княжной одних и не мешайтесь, пока не позову.
Женщина, она же молодая княжна, единственная наследница и продолжательница этого рода, гордо вплыла в комнату с высоко поднятой головой и надменным видом:
- Здравствуй Наталья Матвеевна, звала?
- Звала, Агата. - старуха закашлялась. Видно было, что ей тяжело говорить, но она была непреклонна:
- Поговорить нам надо, внучка. Не могу я уйти, не открывшись тебе. Не покаявшись. Много я зла в жизни наделала. Ну, и расплата велика. Вели кресло придвинуть, и садись, разговор у нас долгий будет... Только не торопи меня и не сбивай, просто слушай. Знаю, не хочешь, но расцени это, как предсмертную просьбу. Близок мой конец, девочка, а то, что я открою тебе, наверняка изменит твою жизнь, не знаю только к добру или к худу. Я не надеюсь, что ты простишь меня и отпустишь с миром, но сейчас прошу, выполни мою последнюю волю. Выслушай!
В комнате повисла гробовая тишина, прерываемая редкими, свистящими вдохами бабки.
- Ну?! – не выдержала бабка.
- Не нукай, Наталья Матвеевна, не запрягала. Я тебе не лошадь! И не девка дворовая!
- Слушать будешь, спрашиваю, или и тут назло сделаешь?
- Буду. Уже слушаю. Должны же остаться в моей жизни бабкины сказки.
- Быль...
- Что?
- Не сказки это, говорю, правда. Горькая, страшная, правда.
- Хватит Наталья Матвеевна, или рассказывай уже, или пойду я, дел по горло!